У американского правительства, которое поначалу не хотело ввязываться в войну в Европе, не оставалось выхода. Конгресс США, немедленно собравшийся на чрезвычайное заседание, единогласно постановил:
«Принимая во внимание, что правительство Германии официально объявило войну правительству и народу Соединенных Штатов Америки, мы – Сенат и Палата представителей Соединенных Штатов Америки – объявляем состояние войны между Соединенными Штатами и правительством Германии. Настоящим Президент США уполномочен на то, чтобы использовать все военные силы Соединенных Штатов и ресурсы правительства для ведения войны против правительства Германии до успешного ее завершения».
Какую радость это заявление вызвало в Англии! Все газеты напечатали его на первых полосах. Люди ликовали, читая газеты и слушая его по радио. Да и как не радоваться – наконец-то у нас появился союзник в войне с военной машиной безумного Гитлера. Всем было ясно, что, как бы ни разворачивались дальнейшие военные действия, нам не придется больше рассчитывать только на свои силы. Первая встреча Черчилля и Рузвельта в качестве руководителей союзных держав состоялась в Вашингтоне еще до Рождества. Из переписки с коллегами в США Руди понял, что американская атомная программа начала набирать обороты.
Но здесь я должна рассказать и о втором событии, которое имело важные последствия. В 1941 году Руди с головой погрузился в проблему разделения изотопов урана. Он работал вместе с Саймоном над диффузионным методом, который Саймон значительно усовершенствовал. Именно они настояли, чтобы в итоговый отчет MAUD Committee диффузионный метод был внесен как наиболее перспективный. Да с технической точки зрения он таким и был. Но когда они прикинули стоимость диффузионного завода, то получили фантастическую сумму, неподъемную для Британии военного времени.
Летом 1942 года Черчилль получил докладную записку от одного из советников: «Мы должны признать тот факт, что ценность наших новаторских достижений по атомной бомбе сокращается. Если мы промедлим и дальше, американцы нас обгонят. Пока у нас еще есть что предложить им в качестве вклада в объединенный проект. Скоро от этого ничего не останется».
20 июня Черчилль встретился с Рузвельтом в Вашингтоне для обсуждения военных действий в Африке. После того как этот вопрос был решен, он предложил Рузвельту слияние атомных программ: «Мы должны немедленно объединиться и далее работать вместе на равных условиях, с тем чтобы поровну делить результаты и достижения». Рузвельт ответил неопределенно. Его советники объяснили ему, что для Манхэттенского проекта помощь со стороны не требуется.
Разумеется, тогда Руди не знал, что происходило на самом верху, но он видел, что американские коллеги все реже и реже обращаются к нему с вопросами, и правильно истолковал, что это означает.
– Знаешь, – сказал мне Руди, – год назад мы упустили возможность сотрудничества на выгодных условиях. Тогда мы были впереди американцев. Теперь все перевернулось. За исключением некоторых теоретических вопросов, сейчас мы отстаем или будем отставать в самом ближайшем будущем. Теперь не мы, а они будут определять условия слияния.
Саймон и его сотрудники базировались в Университете Оксфорда. Руди часто ездил туда, когда какой-нибудь вопрос не удавалось решить по телефону. Иногда они проводили совещания всей группы. Накануне одного из совещаний Бирмингем бомбили всю ночь. Руди как раз дежурил в пожарной команде и вернулся утром совершенно разбитый.
– Женя, давай быстро позавтракаем, и я поеду в Оксфорд на совещание.
– Нет, ты заснешь за рулем, и это плохо кончится.
– Но я не могу его пропустить.
– Знаешь что, сходи в Студенческий союз. Может быть, кому-нибудь нужно в Оксфорд. Только при условии, что твой попутчик пообещает разговаривать с тобой всю дорогу.
Кончилось тем, что ехать с ним вызвались три девушки-студентки, которые действительно болтали с ним и друг с другом без умолку. Руди всегда выглядел моложе своего возраста и привлекал женские взгляды. Незадолго до войны физический факультет проводил какое-то мероприятие в начале учебного года. Идея была познакомить профессоров с новыми студентами, поэтому всем раздали таблички с именами. После официальной части были танцы. Одна девушка пригласила Руди на танец, взглянула на его табличку и спросила: «Вы, наверное, родственник профессора Пайерлса, о котором я столько слышала?» Надо сказать, что Руди умел и любил танцевать еще со студенческих времен. В Цюрихе до моего приезда он часто ходил на танцевальные вечера.
Читать дальше