Михаил Шифман - Рукопись, которой не было [Евгения Каннегисер – леди Пайерлс] [litres]

От радости Руди просто опьянел, весь вечер улыбался, как ребенок.

– Женя, дорогая, подумай только, место Паули… И какая приличная зарплата! Женя, ты рада?

Ленц был знаменит не столько своими научными достижениями (впрочем, о векторе Рунге – Ленца я знала еще от Ландау), сколько учениками и ассистентами. Паули, Паули, Паули. Одним из студентов Ленца был Эрнст Изинг. Кто из нынешних аспирантов не знает модели Изинга? Однако, думаю, мало кому известно, что Изинг был одним из немногих немецких евреев, переживших всю войну в оккупированном Германией Люксембурге. Но это уже другая история.

Через несколько дней опьянение Руди прошло. Вечером после ужина он попросил меня выслушать его.

– Женя, не знаю, что делать. С одной стороны, приглашение от Ленца – маленькое чудо. С другой стороны, положение в Германии таково, что приход Гитлера и его национал-социалистов к власти – дело не месяцев, а недель. Мы уже знакомы со Сталиным и Муссолини, хотим ли мы познакомиться с Гитлером? Какой риск больше: оказаться в Германии при Гитлере или остаться без работы и снова превратиться в кочевников? А ведь у нас будет ребенок.

Я задумалась, и пауза затянулась. Вот развилка на жизненном пути, и от того, куда мы повернем, зависело многое.

– Руди, милый, риск есть в обоих вариантах… Но мне кажется, что для нашего будущего ребенка, да и для нас самих, будет лучше, если ты откажешься от Гамбурга. У тебя же есть еще половина Рокфеллеровской стипендии. А за полгода многое может произойти. Да.

Так в начале 1933 года было принято судьбоносное решение.

В начале апреля 1933 года мы покинули Рим и отправились в Англию. Как всегда, заехали в Берлин. Гитлер уже канцлер Германии. «Арийцы высшая раса» – уже официальный лозунг. Дахау уже открыт. Руди снова пытается уговорить родителей уехать из Германии, и снова безуспешно.

В Англии я еще никогда не была. Отличия от континентальной Европы, к которой я уже начала привыкать, поразили меня сразу же. Холодные спальни в пансионах, игрушечные железнодорожные вагоны, двери которых открываются только снаружи, дороги шириной в один автомобиль, движущийся слева, а не справа, бесконечные зеленые изгороди, фунты вместо килограммов и мили вместо километров. Традиция превыше всего.

О еде и говорить нечего. Плачевная еда без вкуса и запаха. Думаю, это связано с пуританской идеей, что еда – это нечто материальное, недостойное того, чтобы ею интересоваться. Хотя, если готовить самому из продуктов, которые есть в магазинах, можно добиться любого результата. В Англии Руди полюбил стряпню, это стало его хобби на долгие годы. От меня он научился русской кухне. Вот уж я радовалась!

Одним из немногих теоретиков в Кембридже, который, собственно, и пригласил Руди, был Ральф Фаулер, занимавшийся в основном астрофизикой. В любой задаче его интересовала прежде всего математическая сторона. Как-то Руди заметил:

– Вряд ли я смогу сотрудничать с Фаулером, у меня совсем другие интересы. Впрочем, кое-что полезное я от него узнал. «Даже если вы считаете своего оппонента полным идиотом, а его работу грубо ошибочной, в вашей ответной статье вы не можете написать “полный идиот”. Вы должны дать это понять читателю иносказательно. Этот элемент нашей работы я бы назвал искусством».

Разумеется, мы познакомились с Резерфордом. Иногда он устраивал приемы у себя дома. На них приглашались все его сотрудники с женами. Он любил рассказывать истории из своей жизни. Однажды он вспомнил, как король Георг V и королева Мария посетили Кембридж по случаю открытия новой библиотеки. Король задал библиотекарю какой-то глупый вопрос, но, прежде чем тот успел ответить, королева кольнула его (короля) в бок кончиком зонтика и довольно громко сказала: «Георг! Не глупи!»

Про Резерфорда говорили, что он недолюбливал теоретиков. Однако Нильс Бор был его близким другом. Однажды Резерфорд сказал Руди, что высоко ценит Гамова за его объяснение альфа-радиоактивности. Поскольку срок нашего пребывания в Кембридже истекал в сентябре, Руди решил не начинать новой темы, а закончить те темы, над которыми он работал в Цюрихе.

Среди молодых теоретиков, пожалуй, самым дружелюбным был Невилл Мотт (позднее он стал лордом). Высокий, подтянутый, внешностью он был похож на Гамова. Когда оба находились в Кембридже одновременно, с расстояния десяти метров их часто принимали одного за другого.

Сильное впечатление на Руди произвел Петр Капица. В то время он уже руководил Мондовской лабораторией, которую специально для него построил Резерфорд. Резерфорд считал его лучшим учеником, и когда Капице требовались деньги на новое оборудование, он получал их незамедлительно. У Капицы особенно интересовали Руди измерения магнитосопротивлений. Теорией этого явления Руди занимался в Цюрихе.