Мелани Кантор - Смерть и прочие хэппи-энды [litres]

Я решаю, что пора ему бронировать комнату на «Аirbnb».

– Думаю, тебе лучше уйти, Энди, – говорю я.

Энди поднимает указательный палец – мол, еще минуту.

– Слушай, я возвращаюсь домой. Ладно? – Он смещает телефон от уха ближе к губам и добавляет: – Перестань плакать, дорогая, все в порядке. – Его голос снижается до шепота: – Да, да. Я обещаю вести себя хорошо. Обещаю… Да. Я все удалю. На самом деле я уже все и удалил. Да… Ты ведь знаешь, что я люблю тебя. Ты для меня единственная.

Он оборачивается ко мне с выражением, как бы говорящим: «А что я могу сделать?»

Для начала он мог бы уйти. Мне все это не нравится. Я не хочу быть посвященной в его изворотливую ложь, не желаю наблюдать за его уловками. И без разницы, что на другом конце провода Элизабет – женщина, не проявившая ко мне сострадания. Она все равно заслуживает моего сочувствия, потому что попалась на эту херню.

Наконец Энди заканчивает разговор и неловко поднимается, потирая шею.

– Тебе наверняка радостно будет услышать, что я еду домой, – сообщает он.

Мои руки по-прежнему сложены на груди.

– Значит, она пустит тебя обратно?

– Похоже на то.

Энди самодовольно выпрямляет спину, его краснощекое, недавно несчастное лицо теперь светится от триумфа.

И, несмотря ни на что, я ощущаю искреннюю жалость к Элизабет.

Надо же так бояться остаться одной, что мириться с обманщиком. Вот в чем беда с ненадежными мужчинами: ты цепляешься за времена, когда они были милыми, веселыми и трезвыми, и прощаешь их.

Энди хлопает себя по карманам, как всегда, проверяя телефон, бумажник и ключи.

– Ну, береги себя! – бодро говорит он. – А мне лучше вернуться домой, верно? Доставлю ей радость. Спасибо за вино, Дженнифер. Ты лучшая. И мне так жаль – по поводу всего.

И это его веселое лицемерие становится последней каплей.

– Знаешь что? – откликаюсь я. – Ты тоже лучший. Определенно, ты – лучшее, что случилось со мной сегодня вечером.

Его глаза сверкают мальчишеским задором:

– Да?

– Я увидела, как ты поступаешь. И, наблюдая за твоим маленьким спектаклем, поняла, кто ты есть на самом деле.

Он втягивает голову в плечи, как черепаха.

– Я была так рада получить твое письмо, Энди. Прочитав его, я подумала, что наши совместные годы не прошли впустую. Я оценила твою искренность. Но теперь я стала свидетелем твоего преображения. Ты говоришь верные слова, чтобы достичь своей цели, но думаешь при этом совсем по-другому. Ты ни о чем не сожалеешь дольше времени, чем требуется для того, чтобы сказать слово «прости».

Энди хочет меня перебить, но я поднимаю руку, и он только фыркает.

– И пожалуйста, передай Элизабет, чтобы она ко мне не ревновала. Потому что теперь я на тебя не позарюсь, даже если ты останешься последним мужчиной на планете. – Его голова дергается, будто от пощечины. – Хорошо, что это в любом случае не вариант, верно?

Энди медленно идет к двери, а затем оборачивается, с обвиняющим видом указывая на меня пальцем.

– Не знаю, что на тебя нашло. Я пришел тебя проведать, поговорить, поделиться проблемой. А ты практически вышвырнула меня. Ты определенно изменилась, – говорит он. – Ты просто озлоблена. Да! Вот что это такое… Озлобленность.

«Выпускайте клоунов», – вспоминаю я строчку из песни.

Не беспокойтесь. Они уже здесь.

Я просыпаюсь с чувством легкой тошноты от событий прошлой ночи и морщусь, вспоминая свою ссору с Энди. Ко мне вернулась нелюбовь к конфликтам, если когда-то вообще исчезала. Я мысленно ругаю себя за это. Если я что и почерпнула из всей этой огромной неразберихи – так это то, что порой говорить людям о своих истинных чувствах полезнее, чем пытаться удержать их рядом.

Лучше выйти на ринг, чем выбросить белый флаг. И, честно говоря, я сомневаюсь, что Энди утром вспомнит хоть что-то из произошедшего – у него сейчас наверняка похмелье. Так что все мои слова пропали втуне. Элизабет останется с ним, заискивающая и благодарная, но будет приходить в ужас каждый раз, как заслышит звонок его телефона. Ну а я, по крайней мере, от этого избавлена.

Я встаю с постели, все еще ощущая тошноту, несмотря на все попытки ее игнорировать. И чувствую себя легче лишь после того, как меня рвет. Потом я завариваю чашку чая и, усевшись перед компьютером, захожу в электронную почту. Я начинаю удалять спам в надежде ускорить работу компьютера и еле успеваю сдержать себя, чуть было не удалив письмо от Фрэнка. Я глубоко вздыхаю и кликаю по нему.