Катя Миллэй - Море спокойствия

– Солнышко, – только и выдавливает он.

Кладет руку поверх моей ладони через ткань футболки.

– Можешь снять ее, если хочешь, – говорю я.

– Я бы с радостью снял твою, – шутит Джош.

– И мою тоже, – отвечаю я. И в отличие от него не шучу. Рукой ощущаю, как он немного напрягается, но не решается ничего предпринять. Так мы с минуту и лежим, дышим и пытаемся прочесть мысли друг друга.

– Я тебе разрешаю, – шепчу я.

Дело не в том, что я никогда не прикасалась к нему, а он – ко мне. Просто мы никогда не прижимались друг к другу всем телом. На мне, как обычно, одна из его футболок. Он стягивает ее через голову, и я позволяю ему, потому что хочу этого. Хочу, чтобы он гладил меня. Здесь. Прямо сейчас. Везде. Всегда.

– Жаль, я не вижу тебя, – говорит он.

– Хорошо, что не видишь, – признаюсь я. На моем теле слишком много шрамов. Можно, конечно, сослаться на них, но настоящая причина кроется в другом.

Рядом с Джошем мне спокойно так, как не бывает ни в одном месте на Земле, и я хочу сбежать прежде, чем погублю нас обоих. Но вот он уже снимает с себя футболку и плотно прижимается ко мне всем телом, между нами не остается свободного пространства. Отводит мои волосы назад, бормоча о том, что эти дурацкие волосы постоянно закрывают мое лицо, но руку не убирает. Запутавшись пальцами в моих волосах, он целует меня. Наши поцелуи длятся очень долго.

В какой-то миг он отстраняется и тянется к ночному столику за презервативом, а я думаю сказать ему, что в нем нет необходимости. Но вот он склоняется надо мной, снова целует, и я позволяю себе забыть обо всем. Остается только это мгновение. Оно – настоящее. Истинное. Единственное, подлинное, потрясающее, правильное. Его колено проскальзывает между моих ног, нежно раздвигая мои бедра, и через секунду я ощущаю нажим. Именно в это мгновение он осознает – постигает одну из моих бесчисленных тайн, о которых я ему не сказала. Он резко замирает. Наступает пугающая тишина. Он больше меня не целует. Просто смотрит в мое лицо, его глаза настолько близко – кажется, будто он читает мои мысли.

Сейчас Джош что-нибудь скажет, а я этого не хочу, потому что в этом случае придется все ему объяснять. Он попытается внушить мне чувство безопасности, а это то, что я больше никогда не должна испытывать.

В его глазах мелькают тысячи слов, но он произносит только одно:

– Солнышко? – Это не обращение ко мне. А вопрос. И возможно, даже не один, но я не позволяю ему больше говорить.

Я обнимаю Джоша, хотя и не уверена, что все получится, подаю бедра вперед, а его самого притягиваю к себе. Всего секунду ощущаю разрыв, жгучую боль, а после – конец. Я крепко зажмуриваю глаза, потому что боль мне знакома, она поселилась внутри, и лучше отдаться ей. Я привыкла к боли, а эта – не так уж нестерпима. Чуждым мне кажется выражение его лица, на котором читаются трепет, смятение, изумление и – нет, нет, только не это – любовь.

– Все в порядке? – Он внутри меня, но по-прежнему не двигается. Его ладони обнимают мое лицо, он выглядит так, будто я его напугала.

– Да, – шепчу я, хотя и не уверена, что произнесла это вслух. Я не знаю, все ли в порядке. Мне кажется невозможным, что можно быть настолько близко к человеку. Позволить ему проникнуть внутрь тебя.

Джош

Когда все кончено, мы оба дрожим. На мгновение меня охватывает смущение, успокоение, любовь, а следом за ними – растерянность. Я не понимаю, что произошло. Лишь знаю: что-то случилось. Она здесь, и в то же время ее нет. Я хочу чувствовать себя счастливым, но не могу, потому что она лежит подо мной и плачет. Поначалу звук тихий, едва слышный, я не сразу его распознаю, ведь никогда не видел ее слез. А потом ее тело начинают сотрясать рыдания – прерывистые и ужасные. Она плачет почти беззвучно, но ее дрожь – вот что страшнее, она лишает меня каждой незаслуженной крупицы радости, которую я только что испытал.

Мне нужно убраться отсюда. Я хочу, чтобы она прекратила плакать, поскольку больше не вынесу ее слез. Ее плач не громкий или излишне эмоциональный. Вовсе нет. Он разрывает мне сердце.

Я не понимаю, что натворил, поэтому просто обнимаю ее и шепчу: «Прости». Не знаю, как еще поступить. «Прости», – повторяю я снова и снова, уткнувшись в ее волосы. Как долго это длится, неизвестно, но я не могу остановиться. А она все не замолкает. Тогда я осознаю: этого недостаточно.

дома или из моей жизни.

В школе она тоже не появляется. Я звонил ей три раза, хотя и не должен был, – она не ответила. Впрочем, я и не ждал от нее ответа. Думал отправить сообщение, но так и не сумел подобрать слов, где не сквозило бы отчаяние.