Уильям Сароян - Повести и рассказы

— Внучок твой, Коди?

— Да, — сказал Коди. — Сынишка Пэта. Мы зовем его Рэд.

Когда их машина отъехала, Рэд сказал:

— Разве я ваш внук?

Рэд подумал, что, может, он и внук Коди, но до сих пор не слыхал и не знает об этом.

— Ну, не то чтобы в самом деле, — сказал Коди. — Я так ответил потому… ну, видишь ли, мне б хотелось, чтоб ты был моим внуком.

— А если я буду, — сказал Рэд, — я потеряю моего отца?

— О нет, — сказал Коди. — Ивен твой отец. Ты никогда его не потеряешь. Твой отец останется всегда твоим отцом, а дедушка дедушкой.

— А кто мой дедушка? — сказал Рэд.

— Отец Ивена.

— Но он умер.

— Отец твоей мамы. Он тоже тебе дедушка.

— Почему дедушек у меня двое, а отец один?

— И бабушки у тебя две. Мать твоего отца и мать твоей матери. Сейчас мы должны проехать чуть дальше, подцепить три товарных вагона и подтащить их к станции. Ты там снова увидишь своего папу. Тем и кончится твое катание на черном бэби. Как он тебе нравится?

— Ужасно большой он, — сказал Рэд. — И горячий. И мрачный. Вы его не боитесь?

— Боюсь, — сказал Коди.

— Я тоже, — сказал Рэд. — Если вам хочется, будьте моим дедушкой, я согласен.

— Хорошо, — сказал Коди. — Я твой дедушка и ты мой внук, но называй меня Коди. Будь ты сынишкой Пэта, я бы обязательно попросил тебя называть меня так.

— А сынишка Пэта называет вас Коди?

— У Пэта нет мальчика. У него две девочки, но когда у него появится мальчик, он будет называть меня Коди. Теперь внимание, Рэд, прицепляемся к товарным вагонам. Ты готов?

— Готов, — отозвался мальчик.

Они зацепили три товарных вагона. Человек, стоявший возле путей, быстро прошел туда, где произошла сцепка, повозился там с чем-то, потом просигналил Коди, и тогда только они двинулись обратно.

Через несколько минут показалась станция, и там была его сестра Ева и его отец Ивен Назаренус.

Спустившись вместе с Коди с паровоза, Рэд подбежал к Ивену, обнял его и молча прижался к нему лицом, так как — и это была правда — в последнюю минуту в нем проснулось такое чувство, будто он может больше не увидеть своего отца.

Вернувшись домой, Ивен нашел жену лежащей на кушетке в гостиной и увидел, что она плачет. Он увидел, что она в отчаянии, что ей нужна помощь. Он увидел, что глаза ее так и просят: «Помоги мне, ты мой муж, ты отец моих детей, какая б я ни была, что б я ни сделала и что бы ни стала делать, если ты мне поможешь, — помоги, это не грех помочь и тем, кто тебя предал, они тоже одиноки, они тоже преданы, помоги мне, Ивен!»

— Я управлял паровозом, — сказал Рэд. — Сам. Коди Боун сидел рядом, но управлял паровозом я. Правда, папа?

— Да, ты.

— Да, он, — сказала Ева. — Я видела. Он поднялся вместе с Коди, и это он повел паровоз, мама. Он сам. Правда, Рэд?

— Ах, Ева, — отмахнулся Рэд, — я же только что сказал. — Он отвернулся от Евы к женщине, которая теперь уже встала. — Если б ты видела, мама! Папа видел меня. Но если б и ты увидела!

— Звонил мужчина, — сказала Суон, и в голосе ее было: помоги мне!

— Какой мужчина?

— Я забыла его имя. Сказал, что ему очень жаль, но дети хотят уехать.

— Ничего не понимаю.

— Ты пригласил их на обед. Он сказал, что они, к сожалению, не смогут прийти.

— Кто это, папа? — сказал Рэд.

— Уоррен Уолз, — сказал Ивен.

— Да, он самый. Сказал, что они будут рады, если мы как-нибудь навестим их. — Она смотрела на него взглядом, молящим о помощи, но он не смотрел на нее, не мог. Он посмотрел на нее, войдя, но дальше уже не мог. — Завтрак для детей на столе, — сказала она. — А после завтрака, по-моему, им хорошо бы соснуть. Такой жаркий день и столько происшествий… Вам не хочется полежать после завтрака, Рэд?

— Хорошо, — сказал Рэд. — Хорошо, мама. Если надо, я могу уйти в свою комнату, закрыть дверь и побыть там немного. Могу даже и лечь. А засну или нет, я не знаю.

— Может… — сказала она мужчине, — может, нам удастся поговорить спокойно, пока они поспят?

Мальчик наблюдал за ними, чувствуя что-то неладное. Запах паровоза был все еще с ним — запах угля, огня, пара и стали, — и к этому примешался еще и запах камня, хотя в доме Рэд так и не нашел никаких камней. И теперь здесь запахло чем-то еще, чем-то, таящимся не в вещах, а в людях, чем-то совсем не веселым.

— Я думала… — сказала она.

— Тебе, пожалуй, надо умыться, Рэд, — сказал мужчина. — И тебе, Ева.

Рэд и Ева вместе ушли в ванную.

Они остались одни в гостиной, и женщина ждала, что он на нее посмотрит, но он был не в силах. Оставаться в комнате — вот все, что он мог. Ни уйти, ни говорить он был не в состоянии.