— И что за способ такой?
— Мантра.
— Мантра?! Типа, Хари Кришна и всё такое?
— Не… Проще. Одно слово — «нет». Говорил, повторять про себя его постоянно. Даже не на допросе. А всегда. Когда ешь, когда на толчок ходишь, когда спать ложишься, чтобы даже во сне твердил: «Нет, нет, нет…» И тогда, когда хочется жить так, что готов задарма душу отдать, начинаешь на автомате кричать «нет». Это почти сумасшествие. В голове кричит: «Я всё подпишу!» А язык сам долдонит: «Нет, нет, нет…» А потом уже как-то привыкаешь… Некоторые, кстати, так умом трогались. Свобода в нашей стране стоит дорого. Иногда даже рассудка…
— И, к чему ты это всё рассказываешь?
— К тому, что мы для системы — блохи, которых просто перетрёт чёртова вечная мельница. А система за этих мразей. И поэтому я слишком боюсь проиграть.
— Значит, надо собираться.
— Значит, надо…
— А куда?
— У нас большая страна, — пожал Лидс плечами. — Хоть и не особо приветливая. «Анархо» только жалко.
— А чего жалеть? — с усмешкой вопросил Барбер. — Уйдём только мы, а «Анархо» будет жить.
— Какое без тебя «Анархо»… — устало зашвырнул Лидс уже давно угасший окурок во тьму позднего вечера.
— Мы создавали её вместе, но ты так ничего и не понял… Анархия — это не хаос. Анархия — это порядок без господства. Мы отбирали хороших ребят, понимающих суть… Каждый из них знает, что делать. Так что, «Анархо» будет жить. Или же я просто верил в то, чего никогда не было…
Когда мрачность и чуть подёрнутая проседью снега грязь окраинных промзон сменилась заброшенным простором полей, всё стало каким-то бесцветным и протяжным. Редкие деревца — вчерашняя поросль, будто не пролетали мимо размазавших слёзы окон, а мерно шествовали. В прискорбии склоняли косматые головы, украдкой заглядывали в тусклые глаза. Строгие столбы не мельтешили своей одинаковостью, а словно отсчитывали мерный ход жизни от нулевой отметки. От золотой середины, что была отчётлива и ярка. Что не давала скатиться в безалаберное детство, но и не позволяла слишком сильно повзрослеть. Не позволяла забыть то, во что верилось так легко и просто, в то время, когда жизнь всеми своими знаками каждую минуту разоблачала лживость прочих идеалов.
Барбер в очередной раз коротко чиркнул колёсиком зажигалки и огненный язычок услужливо лизнул краешек сигареты. Мелкая щёлочка меж скрипучим стеклом и рассохшейся резиной принялась старательно всасывать сизые невесомые нити.
— Задолбал дымить… — буркнул с водительского сидения Шарик.
— Вентиляция, — одними глазами кивнул Барбер на щель и в авто снова повис мерный шелест чуть влажной дороги.
— Долго ещё ехать? — устало потянулась Оля, разминая затёкшую спину.
— Час. Может, полтора… — отозвался Лидс с переднего сидения. — Может, чуть больше.
— Неудобно? — участливо попытался размять девичьи плечики Бэкхем, одновременно ненавязчиво отвоёвывая у Барбера место, чтобы единственной даме было не так тесно.
— Нормально. Устала просто. Да и вообще… — грустно улыбнулась Оля, свернулась калачиком, подобрав под себя ноги, и уткнулась лбом в холод расчерченного водою стекла, укрывшись тёплою и сильною мужской рукой.
Барбер едва заметно, даже для самого себя, улыбнулся. Так редко приходилось видеть, как кто-то из друзей спускает с кончиков пальцев чистую, пусть и немного корявую нежность. Нежность…
Перед глазами снова пронеслось всё то, что сейчас представлялось каким-то нелепым фантомом. Всё будто во сне, да и то в чужом… Бесцветный, с оттенком презрительности взгляд супруги… Вьющийся у ног сын… Холодная, будто выветренная квартира и эта фраза: «Ты принял решение?» Ни расспросов: «Где был все эти дни?» Ни истерик, ни гнева, ни намёка хотя бы на любопытство. Стерильное ничто. Бесчувственное. Пустое. Вакуум. Лишь зарывшиеся в мягкости детских волос пальцы не давали провалится в эту немо ревущую пустоту.
— Так, ты принял решение? — не отрывая холодного взгляда, допытывалось Оксана.
— Какое решение? — вяло пытался увернуться Барбер.
— Егор, не валяй дурака, — в презрительной усмешке кривились женские губки. — Хотя, ты же по-другому не умеешь.
— Я не знаю…
— А чего тут знать? Либо делаем, как цивилизованные люди, либо я всё сделаю сама. Ты же понимаешь, что суд будет на моей стороне.
— Это ещё вилами по воде писано, — бессильно хмурился Барбер, прекрасно понимая, что супруга права. Мать — особый статус. Отец — лишь набор из четырёх ничем не примечательных букв. По крайней мере, в России.
Читать дальше