Жорж Старков - Анархо

Тогда все молчали, хрустели редкими баранками, да пропихивали хлебное крошево внутрь. Лишь Оля что-то пыталась выведать, но ответы, то от Бэкхема, то от Барбера, выкатывались на клеёнчатость скатерти мужской непонятной скупостью. Шарик и вовсе молчал. Сам Лидс лишь пару раз отделался иссушенной краткостью на сестринские, излишние, на его взгляд, вопросы.

— Гулять или по делам?

— Да.

— Что да? По делам?

— Да.

— Надолго?

— Нет.

С Бэкхемом было сложнее. Барбер долго и по нескольку раз объяснял Славику одно и то же. Пытался втолковать, что со свежими швами ни на какие акции идти не следует. Тем более, есть чем заняться и не выходя из дому. Например, поискать того самого, мелкого барыгу Марка. Благо, Лидс заметил логотип единственного в городе технологического университета на студенческом билете, когда карманы пленника нещадно опустошались. Потому, найти среди тысяч одного — уже не казалось так сложно. Конечно, Барбер имел в виду именно это… Но сейчас перед глазами кисть безмерно пошлого художника набрасывала на холст воображения всё новые и новые мазки.

Несколько кратких взмахов, и юное белое тело нависает над тонкой молодцеватой мускулистостью. Узкая спинка изгибается, откидывая назад лоснящиеся пряди, а нежность губ бесстыдно распахнута, выдыхая сладость негромкого стона. Ещё несколько взмахов, округлость бёдер ускоряет движение. Ритмичное, плавное, горькое, как ком, застрявший в горле и нагло упёршийся, не желающий ни сглатываться, ни пасть на усыпанную листвой землю мерзостью простудной мокроты.

Было стыдно собственной ханжеской ревности. Стыдно настолько, что глаза сами собой сторонились встречных взглядов. Будто чужая проницательность могла прочесть всё и вся в их смущённой глубине. Ревность… А только лишь братская? В этом Лидс не мог признаться даже себе самому. Не хотел. Не имел права.

Люди проходили мимо. Кто-то скоро здоровался и шёл дальше, словно лёгкая скрепка, подползая к массивному магниту своей компании. «Кузьмичи» стояли маленькими стайками. Ультрас и иное мирное фанатьё кучковалось компаниями человек по десять-пятнадцать, иногда сливаясь с хулиганами. Барбер о чём-то переговаривался с Буддой и Златаном, то и дело согласно кивая, поглядывая то в землю, то по сторонам. Шарик и ещё пара «анархистов» тоже о чём-то трепались с ребятами из «Forward fly crew». А стрелки ползли медленно, медленно, медленно…

— Всё! — задорно вырвал Барбер Лидса из заунывных дум. — Сейчас ещё чуть-чуть подождём, как и договаривались, чтобы все, кто хочет подошли и потопаем, — махнул он рукой на северо-запад парка, где располагалась тренировочная база футбольного клуба.

— А кто этих позвал? — кивнул Лидс в сторону небольшой кучки уже немолодых, но по-юному жарко обсуждающих события последнего тура, болельщиков.

— «Шарфистов»? — уточнил Барбер. — Это нормально. Никто не будет предъявлять, что, мол, хулиганьё околофутбольное свою линию гнёт. Это всех касается.

— Ну, касается, так касается, — бесцветно пожал Лидс плечами. — Время ещё есть, так что, я за кофе сбегаю. Замёрз уже тут…

— Сбегай. Деньги-то есть?

— На кофе как-нибудь наскребу, — грустно улыбнулся Лидс и, попутно пожимая приветливо распахнутые ладони знакомых и малознакомых фанатов, двинулся к «цивилизованной» части парка.

Аллея плыла под подошвами, а стягивающиеся к общему движу люди — мимо, мимо, мимо… Всё больше болельщиков. Простых, незатейливых, воюющих за цвета клуба рублём и словом, и попутно заплёвывающих мокрой лузгой знакомые до душевного скрежета трибуны.

Пестрота «цивилизации» полуживого осеннего парка уже маячила впереди, когда взгляд зацепил тёмно-синюю «Хонду». Машина приземисто, будто кошка, подвернувшая под себя передние лапки, улеглась на пешеходной дорожке. В сосредоточенных лицах за лобовым стеклом угадывалось что-то знакомое, но мимолётное, почти неуловимое. Страх подстёгивал память, заставляя без оглядки нестись в совсем недавнее прошлое. Выстрел, спешное шарканье по наготе бетонной лестницы, снова выстрел, потом ещё и ещё и крохотные овалы лиц. Расплывчатые от застилающей глаза колкости холодной влаги, но, будто такие же сосредоточенные. Будто такие же…

Шершавый мясистый и липкий ком на силу проследовал в желудок, кулаки хрустко сжались, по ногам пробежались коротенькие лапки с морозными пятачками. С каждым шагом естественный наркотик разгонял сердце и пленил разум. Сдерживаться казалось невыносимо тяжко. Тяжко постучать в стекло всего одной костянкой, а не со всего размаху врезаться тяжёлой нерушимостью кастета. Просто постучать, просто постучать…