Натан Энгландер - Ужин в центре Земли

— Я могу отправить тебе кое-что, Фарид. Полезное. У меня есть доступ.

— Хочешь предать своих, потому что чувствуешь себя виноватым?

— Хочу защитить своих, уменьшая дисбаланс, который не может и не должен сохраняться.

— А у меня какая роль в этом?

— Никакой. Ты получишь от меня то, что тебе нужно для защиты твоих людей. Прошу одного: не делать ничего в ответ на эту бомбу. Остановить это колесо. Так я защищу своих.

Фарид молчит какое-то время; Z слышит шум отходящего поезда.

— Позвони мне позже, — говорит Фарид наконец. — Пусть сперва колесо пройдет этот круг.

— Пожалуйста, — просит Z. — Не делай этого. Что бы ты ни замышлял, погоди, дождись информации от меня. Увидишь, на что я готов пойти. Дай мне пару дней. Ты же можешь мне их дать, можешь.

— Потом, — говорит Фарид. — Свяжись со мной позже. Пусть те, кто убивает наших детей, хлебнут из той же горькой чаши.

Z рассказывает ей про девяностые годы в Иерусалиме, про сладкие и чистые годы мирного процесса. Он рассказывает официантке, как чудесно было там жить, даже несмотря на теракты, которые омрачили многие дни. Он делится с ней воспоминаниями о своем опыте нового иммигранта, о том, чт о все это для него значило: ты один, денег мало, вечно выкручиваешься и притом постоянно заворожен этим древним городом.

Он был тогда занят выше головы: совершенствовал свой иврит, учился и вступал на профессиональную стезю, которая быстро превратилась для него в «тайное другое».

Когда ему надо было заниматься ивритом и делать другие университетские задания, он всякий раз садился на автобус и ехал на гору Скопус, пусть даже занятия в тот день были в Гиват-Раме.

Он соскакивал на последней остановке и вставал в короткую очередь для досмотра на входе, состоявшего в том, что старый охранник (они все были немолоды) щупал пальцами его сумку для книг, словно проверяя ее на спелость.

Z устраивался в библиотеке на четвертом этаже, и было чувство, что его обволакивает атмосфера самого светлого израильского будущего, какое только можно себе представить. Вот что ему важно сейчас дать официантке понять: что гора Скопус воплощала все его мечты о том, чем может стать Израиль.

Бок о бок за этими учебными столами сидели верующие и атеисты, арабы и евреи, богатые и бедные, белые и коричневые (а изредка и черные). Группировались по специальностям, по учебным курсам. Студенческое бытие, как во всех университетах мира, базировалось на двух универсалиях, на двух столпах: учиться и трахаться.

Кампус был средоточием секса и науки, убежищем от привходящей политики и привходящей ненависти, которые постоянно сотрясали страну. Весь этот шум тут словно бы отфильтровывался, оставалась надежда в чистом виде. Они ждали на этой горе неизбежного воцарения гармонии, обетованной благой перемены, перспектива которой в буквальном смысле вытянула Z в Израиль из Америки. Он переехал в Израиль, чтобы сделать свой вклад в эту счастливую эпоху. Он форсировал свою алию, переведясь в Еврейский университет посреди магистратуры, потому что боялся, задерживаясь в Америке, упустить время.

Он боялся, что мир установится без него.

Z признаёт, отвечая на вопрос официантки, что были, конечно, в студенческом самоуправлении юные политиканы с далеко идущими планами и что имелись в кампусе юные идиоты и носители бредовых идей, которые рассчитывали профессионально процвести и внедрить свои идеи на других поприщах. Но их легко было игнорировать, их воздействие заглушали доброта и радостный идеализм, которые тут главенствовали.

Ничто не демонстрировало неповторимую нормальность этого оазиса лучше, чем неписаное послабление, позволявшее человеку отойти на время, оставив на столе сумку.

Z не знал, кроме университета, такого места в стране, где первый, кто увидит оставленную сумку, не оповестит об этом всех громко и без колебаний, где не вызовут группу обезвреживания, где немедленно не протянут заграждение. Это происходило так часто, что любое опоздание на ужин или выпивку можно было объяснить универсальным образом: «подозрительный объект» — это было оправдание на все случаи жизни. Z навсегда запомнил лицо бизнесмена, бегущего назад к своему забытому чемоданчику и прибегающему как раз вовремя, чтобы увидеть, как его взрывают саперы, как все деловые бумаги взлетают в воздух и кружатся над тротуаром.

Но в кампусе никто не требовал, чтобы ты забрал все книги из твоего излюбленного библиотечного отсека, если выходишь выпить кофе, покурить или помочиться.