Эльке Шмиттер - Госпожа Сарторис [litres]

Даниэла пристально за мной наблюдала. Одна из немногих, дочь обратила внимание на изменения в моем стиле одежды; я скинула еще пять килограммов и почти вернулась к своему юношескому весу. Я перестала носить темные брюки и юбки, строгие блузки и платья висели глубоко в шкафу; вместо них я купила легкие брючные костюмы светлых оттенков, классический черный, с боковым разрезом на юбке, несколько однотонных обтягивающих платьев с весьма глубоким вырезом, подходящих для работы и выходов в свет. Теперь я выбирала юбки и блузки с запахом, вещи, которые можно было элегантно снять, и все-таки купила черное белье, потому что оно нравилось Михаэлю. Я уже давно посещала раз в месяц косметолога, но теперь мои визиты участились, и я начала иначе красить волосы. Я попросила добавить рыжеватого оттенка и в целом стала выглядеть изысканнее; возможно, я пыталась подчеркнуть разницу между собой и Карин, пусть и неосознанно; я хотела выглядеть волнующе, под стать собственным чувствам, и это мне удавалось. Недалекий Эрнст не замечал вообще ничего, а когда наконец обратил внимание – пропускать замечания Даниэлы мимо ушей стало невозможно, – то добродушно попросил ее оставить маму в покое, ведь это прекрасно, что она хорошо себя чувствует. Мне следовало порадоваться, но я только разозлилась – это прозвучало так, словно он хотел защитить меня от моей дочери-подростка, оказать милость стареющей мамаше, которая переживала последнюю весну. Ирми ничего не говорила; ее глаза становились все слабее, и думаю, она не обращала на меня особого внимания; только заметила мою тревожность и начала беспокоиться о моем сне. Я ужасно намучилась в климакс, говорила она порой с глубоким сочувствием.

Исчезать на несколько часов не составляло труда. Эрнст никогда не интересовался моей работой; я не брала его с собой на корпоративы – преемники Херманна проводили их довольно редко, – и он не знал почти никого из моих коллег. На его месте я бы уже давно что-то заподозрила, но он ни о чем не спрашивал – ни о вечерних курсах повышения квалификации, ни о праздновании юбилеев, ни о деловых ужинах; они с Ирми только начали чаще настаивать, чтобы я возвращалась домой к ужину, и пристально следили за моим рационом. Мы часто обсуждали необходимость принимать железо и вопросы укрепления нервов; мне следовало пить пиво и глотать витамины. На вечеринках с друзьями на перемены во мне обращали внимание в основном женщины; некоторые с многозначительным видом замечали, что я прилично похудела, что мне идет новая прическа и что я помолодела на десять лет. Но, думаю, об истинной причине происходящего никто не догадывался, потому что за все годы я никогда не жаловалась, не флиртовала и не вздыхала. Я всегда приходила с Эрнстом и уходила с Эрнстом, мы не ссорились перед посторонними, считались гармоничной парой и даже вызывали легкую зависть – Эрнст по-прежнему потому, что получил красотку Маргарету, а я из-за добродушия мужа. Он никогда не читал мне нотаций, никогда не перебивал и не шутил в мой адрес, по-прежнему вставал, если я заходила в комнату, и отодвигал для меня стул, помогал надеть пальто и придерживал передо мной каждую дверь, и не стыдил, если я пила или курила. На единственный в нашем кругу развод я смотрела с недоумением – отчасти потому, что считала «обмен» Хильды не слишком выгодным. Но, главное, я просто не представляла, как она могла почти целый год заниматься этим на заднем сиденье легковушки своего Райнера или в квартире свекрови, пока та ездила на лечение в С. Теперь я стала понимать их гораздо лучше, но все равно не могла представить, как можно провести так целый год.

Я осмелела. Однажды он отменил встречу, потому что должен был присутствовать на открытии музея под открытым небом в Н.; обер-бургомистру неожиданно пришлось уехать на другое мероприятие. Я никогда не бывала в Н., глухом местечке в получасе езды от Л.; там не было ничего интересного. Мы бы и так смогли увидеться лишь ненадолго, потому что была суббота, а в субботу семья – святое, но это злило меня еще сильнее. Даниэла хотела поехать на день рождения школьной подруги, которая жила на ферме довольно далеко от города, и я сказала, что отвезу и заберу ее, а в промежутке заеду в соседнюю деревушку, к старой приятельнице. Стоял очень жаркий летний день, и я выбрала платье, которого он еще не видел; на пуговицах, из шелка с цветочным узором, с глубоким вырезом и подходящим коротким жакетом; из белья я надела только бюстгальтер; я чувствовала себя неотразимой, когда садилась в машину, и хотела сразить его наповал. Даниэла мрачно опустилась на соседнее сиденье; за всю дорогу мы едва ли обмолвились хоть словом. Она не верила мне, но сама не знала почему. Высадив ее, я взглянула на часы: празднество в Н. уже должно начаться, и если я поспешу, то, возможно, еще успею услышать его речь.