Павел Селуков - Халулаец

Решившись, я набрал домофон. Мне никто не ответил, но дверь открыли. Я поднялся на восьмой этаж. Двести пятая квартира. Направо. Я вдавил кнопку звонка и замер. Момент истины вызывал коленную дрожь. Лязгнул замок. Из квартиры вышла неопрятная старуха.

— Тебе кого?

— Олега.

— Нет его. В монастырь ушел.

— Как в монастырь ?

— А так. Наблудил с женой бандита и в монастырь ушел. А может, в Москву уехал. Я ему раньше сдавала, а теперь сама живу. Твою, поди, тоже оприходовал?

— Оприходовал.

— Морду пришел чистить?

— Нет. В глаза посмотреть.

— Да нет там никаких глаз. Кобель он и есть кобель. У самого жена с детьми в Краснокамске, а он здесь блядует.

— Как жена и дети? Не может быть!

— То-то и оно, что может. Он гипнотизер патентованный. Раньше в цирке выступал. Выгнали. Всех гимнасток перетрахал, лишенец.

Подъезд поплыл перед глазами. Мне вдруг захотелось схватить нож и срезать с бицепса татуировку. И никогда не слушать группу The Who . И отрастить волосы. И купить «Мальборо». И побрить подмышки. И вообще вымыться и все-все рассказать Ольге. Я достал зажигалку «Зиппо» и сунул ее старухе. Не дожидаясь лифта, я скатился по лестнице, прыгнул в машину и рванул домой. Прямо с порога я все-все рассказал Ольге. Она мне не поверила. Ни единому слову. Она просто смеялась надо мной. Неожиданно для нее, я тоже рассмеялся. Ну нравится девочке быть Олеговой сучкой. Зачем лишать ее такого удовольствия?

Рассмеявшись, я отвесил Ольге тяжелую пощечину. Она упала. Я вытащил ремень и отхлестал ее. Сначала она кричала: «Олег, не надо!» А потом заскулила: «Антон, ну пожалуйста-а-а...» Тогда я поднял ее с пола и отнес в кровать. Неделю мы не разговаривали. Я предложил ей развод, если она хочет. Она промолчала. А через неделю наша жизнь вошла в русло. Не в прежнее доолегово русло и не в русло олегово, а в какое-то новое русло, потому что Олег из меня никуда не делся, а как бы мутировал от соприкосновения с Антоном, и я стал каким-то Антолегом, уж простите за словообразование. Конечно, между мной и Ольгой выросла стена отчуждения, но чем выше она становилась, тем яростнее мы преодолевали ее праздником пестика и тычинки. Настоящего Олега я встретил через год. Он шел по Компросу на закате, а мы с Ольгой сидели под липами. Он не произвел на меня никакого впечатления. «Вот идет Олег», — равнодушно сказала Ольга. А я сказал: «Ну и пусть».

Мое похмелье похоже на липкого сумоиста, который выталкивает меня в лужу сомнительной философии. «Главная прелесть жизни, — думаю я в такие минуты, — это то, что ее в любой момент можно закончить». Приятно осознать противным осенним утром, что хоть над чем-то у тебя имеется власть.

Погоняв примерно вот такую херню, я открываю глаза и вглядываюсь в расступающийся туман. Кресло, шкаф, пианино, кот, зеркало, письменный стол и штора обретают краски. Идет это только коту. Остальное (особенно стол) выглядит измученно, как член импотента.

Улыбаясь дурацкой метафоре, я медленно опускаю ноги на пол. Упираюсь взглядом в нутро бездверного шкафа. «Дмитрий, — обращаюсь к нему, — гроб ты мой лакированный! Как спалось?» Но Дмитрий молчит. Рубашки на плечиках напоминают призраков разных национальностей. Вскоре молчание шкафа делается невыносимым.

Я встаю. То есть вначале встает член (завидуй, стол!), а потом все остальное. Говорят, в состоянии похмелья организм близок к смерти и поэтому спешит продлить собственный род. Не знаю. Организм — дурак. Только собаки могут переплюнуть детей в смысле навязчивости. Мне это, понятно, ни к чему. Я ведь вольный стрелок и все такое.

Ванная. В стакане стоит щетка. Там могли бы стоять две щетки. Могли — три. Могли бы даже четыре. Но какой-то святой умник изобрел презерватив. Вообще, некоторые люди называют презерватив гондоном. Это неправильно. Гондон — это использованный презерватив. Разница примерно такая же, как между Девой Марией и моей бывшей женой. Принципиальная.

Кухня. Ебаный хай-тек. Я лезу в холодильник. Внезапно нахожу там пиво. С недоверием усаживаюсь на стул. Не падаю. Делаю жадный глоток. Потом еще и еще. Дождь над Сахарой. Бессмысленно и приятно. Удивляюсь собственной предусмотрительности. Момент водворения пива в холодильник от меня как-то ускользнул.

Член продолжает стоять. Я чуть не сбиваю им бутылку со стола, когда поднимаюсь за пепельницей. Однако суходрочка меня не привлекает. Мешают комплексы взрослого человека. Я беру телефон и начинаю шерстить контакты: