Павел Селуков - Добыть Тарковского

Больше с девушками я не стал связываться. Один живу, с интернетом. Мама говорит — обзаведись друзьями. Пошел обзаводиться. Утром вышел из дому, иду. Друзей не видно. Подошел к компании на перекрестке. Можно, говорю, вами обзавестись, как люди обзаводятся собаками, только для дружбы? Вылупились. Я, говорю, буду нежным другом, пойдемте ко мне. Достал конфеты. Кулек «Масок». Ешьте, говорю, и идите за мной. Идите-идите, говорю, ничего не бойтесь. Не пошли. Родителей позвали. Насилу оторвался. Это мама виновата. Я откуда знал, что взрослым нельзя дружить с первоклассниками? Сигареты имеют свой характер, почти как люди, только отчетливее. «Ротманс» с кнопочкой — эта такая игривая дрянька с дискотеки, которую я себе вообразил, когда меня шесть раз туда не пустили. «Максим» — это когда чего-то не хватает, например окончания «ус». «Ус» вообще странное слово. Он не бывает один, если, конечно, ты не уснул пьяным среди врагов. Я с ходу определяю человека, уснувшего среди врагов — он одноусый. Или однобровый. Или у него торчит инородный предмет из груди. Нож, к примеру. Или пила. Был случай, когда кочерга торчала. Я таких встречал. Сегодня снова встречу. Я работаю в морге на Младцева помощником патологоанатома. Год уже, но это временно. Вот найду призвание и сразу уйду. Наш патологоанатом Иван Савелич говорит, что я природный работник морга. Всех от запаха воротит, а мне он с первого дня понравился. Иван Савелич говорит, что это носовая аномалия. Что я не морг чувствую, а розы или сирень. Я потом проверял. Я думал, что если в морге чувствую розы или сирень, то, понюхав розы или сирень, — почувствую морг, но не почувствовал. Мне кажется, Ивану Савеличу просто люди несимпатичны. Он вообще считает, что быть его помощником и есть мое призвание. А я думаю, что я все-таки поэт. Я записываю поэзию в маленький блокнот и везде его ношу, чтобы предъявлять вдохновению.

Допив кофе, я задушил третий окурок в пепельнице и быстренько оделся, чтобы не быть голым. Одевшись, я вышел из дому и поехал на Младцева. Я езжу на Младцева в Гришиной машине. Гриша выносит гробы безутешным родственникам, одетый в бордовую рубашку с черным галстуком, которые символизируют его неравнодушное отношение к чужому горю. Мы живем с ним в соседних подъездах. Гриша вывозит гробы всего месяц, и целый месяц возит меня на работу вместе с собой. Привет, говорю, Гриша! Что не весел, нос повесил? Я, говорит, из морга ухожу. А то, говорит, меня жена бросит. Почему это, спрашиваю, она тебя бросит? Ты очень важно гробы выносишь, родственники не нарадуются. Ты, говорит, не понимаешь, Саврас (меня Сёма Савраскин зовут, а кличут Саврасом). У тебя носовая аномалия, вот ты и не чувствуешь, как от нас пахнет. А людям наш морговский запах крайне неприятен. Я, говорит, и одеколоны на себя лил, и «Нивеей» обдавал, и мылся дегтярным мылом двенадцать раз. Ничего не помогает. Пропитывается кожа чужой смертью. Впускают, говорит, поры запах покойника. И это я, говорит, гробовыноситель, а ты — помощник патологоанатома — просто смердишь. Я аж по лбу себя хлопнул и чуть не заплакал. Вот, оказывается, какая капелька предваряла капельку последнюю. И с «итаком» прояснилось. Воняет от меня. Несусветностью. Теперь Нину, Лену, Катю и Таню я вполне могу понять.

Я тоже, говорю, с тобой уволюсь, друг Гриша, потому что меня девушки из-за запаха бросают, а до твоих слов я не мог этого понять. Приехали. Пошли увольняться. В подвале Иван Савелич сидит — кушает банан с водкой. Увольняемся мы, говорю. От нас моргом воняет, и поэтому нас девушки не любят. А Иван Савелич Гришу выставил, губы утер и говорит — хорошо, глянь вон свеженькую, от чего умерла. Напоследок. Откинул простынку, глянул. Уважу, думаю, шефа. Напоследок. Красивая. Волосы русые еще растут, еще не прониклись смертушкой. Двадцать пять лет. Явные повреждения отсутствуют. Взял за руку. По темному небосклону век поползли видения. Муж у нее был состоятельный. Но тиран, ходок, неприятная личность. А она развод запросила. Муж киллера нанял, а сам улетел в Нью-Йорк на конференцию. Киллер ей яд древесных лягушек в чашку капнул из пипетки, когда она в кафе сидела. Ушла в туалет, попереживать по поводу развода, он и капнул. А муж территориально ни при чем. Яд в крови физически не обнаружить. Шито-крыто. Убили, говорю, ее редким ядом древесных лягушек. Муж киллера нанял. Иван Савелич крякнул. Вот, говорит, видишь? Гриша пусть уходит, если хочет, хотя запах год еще будет выветриваться. А тебе как уходить? Или пусть муж с киллером дальше по земле разгуливают и девушек убивают? Ох и хитрый же человек, наш Иван Савелич!