София Синицкая - Повести и рассказы [Авторский сборник]

Хомяковы изо всех сил старались произвести впечатление на Марину Борисовну и непомерно хвастались. О самой себе тётя Ася ничего не говорила, она воспевала мужа — «лучшего специалиста по генеалогии», который преподаёт в университете и работает в какой-то комиссии «при президенте». За вечер она раз двадцать повторила «при президенте», совершенно не замечая, что от этого её заклинания собеседниц уже тошнит, а за окном кто-то шумно вздыхает и фыркает. Юрий Юрьевич очень увлекательно рассказывал о дворянском собрании, где он со всеми на короткой ноге, а потом сообщил, что его генеалогическое древо восходит к Палеологам. Наступила неловкая пауза. Анна Ивановна немного покраснела. Марина Борисовна, чтобы прервать молчание, сказала, что её прадед был священником дворянского рода. Тут Хомяков принялся расспрашивать, как его звали, где он жил, когда и при каких обстоятельствах умер. Марина Борисовна кое-что рассказала Хомякову, и это была невесёлая история — деда расстреляли, церковь сожгли. Он слушал, украдкой строча в блокноте, потом стал умолять, чтобы она позволила составить её древо. Она громко смеялась и, шутя, обещала подумать над этим лестным предложением.

Пока супруги Хомяковы водили хороводы вокруг Марины Борисовны, Владик из кожи вон лез, чтобы произвести впечатление на старших мальчиков. Узнав, что они тоже занимаются музыкой, он устроил им проверку на знание музыкальной грамоты. Оказалось, что близнецы разбираются в предмете гораздо лучше его самого. Тогда он принялся экзаменовать Петю, что было нечестно, потому что Пете медведь на ухо наступил и на музыкальные темы он рассуждать никак не мог. Но Владику хотелось унизить Петю перед его приятелями. Нельзя сказать, что он сам придумал такой способ добиваться дружбы, он действовал скорее бессознательно. Бедняге казалось, что старшие мальчики его полюбят, увидев, что он умнее Пети. Так он общался со всеми детьми. А Петя не мог понять, почему Владик хочет над ним посмеяться, ведь он так переживал сегодня за него и так старался утешить...

Марине Борисовне не удалось поговорить с Анной Ивановной, гости душили их светской беседой. «Мы мечтали, чтобы он поступил в петербургскую консерваторию. Но оказалось, что Владька подумывает о Базеле!»

Марина Борисовна засобиралась домой. Было поздно, стемнело, небо превратилось в дрожащий черничный кисель, засыпанный звёздным сахаром. Петя с близнецами валялись в сухой траве, полной ночного стрекотания. У крыльца Марина Борисовна столкнулась с несущимся Владиком, который сиял от восторженного изумления. «А вы знаете, что Петя не знает, кто такой Вивальди?» — закричал он ей. «Владислав, не надо показывать своего интеллектуального превосходства, это невежливо!» — ответствовал ему голос из окна. «Детка, думай о Базеле!» — сказала Марина Борисовна и пошла к своим близнецам.

На ужин в замке были вареники с творогом.

Купаться с гостями Петя не ездил. Однажды он поехал с ними на Окуловское озеро, но гости вели себя так ужасно, что он расстроился до слёз. Петя отвёл Хомяковых в своё любимое место, где среди высоких камышей узенький песчаный пляж спускался к тихой воде, в которой метались мальки и росли жёлтые кувшинки. На берегу было кострище, обложенное камнями, — здесь Петя с мамой жарили хлеб и ветчину. В кустах у Пети был склад больших пластиковых бутылей, из которых он строил плот. Оказавшись на пляжике, Петя тут же побежал в воду. Владик ринулся за ним, но его остановил строгий окрик матери: сначала он должен был прогреться на солнце и прочитать главу какого-то романа. Тётя Ася принялась раскладывать плед. Дядя Юра, не любивший жару, уселся под деревом, с тоской отгоняя комаров. Довольная тётя Ася улеглась, закрыла глаза, но через минуту вскочила — где-то недалеко заиграла музыка. Высокий голос пел: «Белая стрекоза любви, стрекоза, лети!» Пете нравилась эта песня, которая в то лето летела изо всех кулотинских ларьков и автомобилей. Ему она совершенно не мешала. Хомяков был делегирован к возмутителям тишины, чтобы навести порядок. Он ушёл, потом вернулся с виноватым видом и развёл руками. Музыка продолжала играть. Тогда тётя Ася сама кинулась на врага. Она выглядела устрашающе — её тонкие, как у скелета, ноги, сходящиеся в коленях, запинались о корни сосен, а руки-плети с перстнями на длинных пальцах нелепо болтались. Дядя Юра побрёл за ней. Раздались вопли. Музыку сделали громче. Хомяковы вернулись. Тётя Ася с оскорблённым видом стала собирать вещи. Все оделись, чтобы уходить. Владик, которому хотелось купаться, плакал. Только двинулись в обратный путь — затарахтели мопеды, и белая стрекоза любви унеслась в мерцающую лучами и тенями лесную даль. Тётя Ася вернулась на прежнее место и снова разложила плед, но тише не стало. Теперь она сама орала, отдавая указания Владику, которому, наконец-то, разрешила войти в воду. Ему нельзя было брызгаться с Петей и залезать на плот, потому что он мог замёрзнуть и заболеть. Он должен был проплыть двадцать метров туда — двадцать метров обратно, выйти на берег, обсушиться и читать следующую главу романа.