София Синицкая - Мироныч, дырник и жеможаха

Телегин, видя, что пьеса несколько съехала с намеченной колеи, пустился импровизировать — комически упал, схватился за голову, задрыгал ногами и застонал: «Голубчики, отцы родные заступитесь! Как больно бьётся проклятая палка! Пропадает моя головушка! Спаси меня, матушка! Меня гонят злые люди! Но я забыл, что я сирота! Нет, я визирь! Почему визирь? Император! Я лунный император!»

Взрослые зрители хохотали, дети всхлипывали, жалея Арлекина. Телегин величаво прошёл по сцене и вдруг скукожился: «О, меня бросила Коломбина! Я хочу себя убить! Я больше не дышу. Прощайте! — Арлекин зажал себе нос двумя пальцами и приготовился умирать. — Нет! Ничего не получается — воздух заходит через зад! О бедный правитель Луны!»

Пьетро с тонкой улыбочкой смотрел на Арлекиновы кривляния. В его глазах Миня читал одобрение. Итальянец был доволен Миней — в игре Телегина угадывались движения взволнованной души, страдание, мятеж, вдохновение. Сальтофромаджо был убеждён — ничто так не украшает фарс, как намёк на трагедию; буффонада в сочетании с волнением и слезами заставляет смеяться громче; шутовство становится ярче на фоне несчастья; и наоборот, способность заставить зрителя смеяться и плакать одновременно — проявление высшего мастерства. Пьетро не знал, чем именно заканчивался вариант знаменитой пьесы, которую разыгрывали у Бердюкина. Побив Арлекина, он показал зрителям несколько гимнастических трюков и лаццо голодного с мухой, намекая, что представление окончено и всем пора ужинать.

Зрители кричали и хлопали. Демонический шут спрыгнул к детям и занёс над ними палку. Дети охнули. В мгновение ока чёрт превратился в доброго дзанни, стал ловить мух над кудрявыми головками и жадно их поедать. Мухи жужжали у него во рту и щекотали живот изнутри, заставляя уморительно дёргаться. Дети протянули Пьетро свои корзиночки. Закатывая глаза и мыча от удовольствия, шут ел сладости и целовал детские ручки.

Киприан Иванович был в неописуемом восторге. Он стал дурачиться и тоже изобразил Панталоне: потрясая тростью, побежал за Миней Телегиным, ударил его по спине, погрозил пальцем и дал рубль. Морщась, Миня поклонился. За ужином Бердюкин угощал Пьетро лучшим вином, Карлотте подарил борзую и в конце концов сердечно пригласил артистов пожить в Коньково и поучить людей высокому искусству комедии. Пьетро и Карлотта низко поклонились. Настасья Петровна недружелюбно глянула на Коломбину.

В бердюкинской библиотеке Митрофанушка, охая и ахая, рассматривал альбом с видами Италии. Изумлялся античным развалинам, горам и морю, по которому шли кораблики.

— Это самая красивая страна на свете! Мне жаль того, кто не видел Италию! — говорил Пьетро, пристально глядя в голубые глазки Митрофанушки.

— Господин Сальтофромаджо, возьмите меня с собой! А то как же я увижу Италию?

— Путешествовать очень разорительно, мой друг.

— Вот беда-то...

Пьетро нашёл у Киприана Ивановича редкую книгу со сценами из итальянских комедий, представленных во Франции во время правления Генриха III.

— Что вы видите на этот картинка, мой друг?

— Арлекин едет на осле с копьём наперевес. На голове котёл. Осёл тощий, старый. Задрал голову и ревёт. Написано по-французски: «Подобно рыцарям Круглого стола, я еду прославлять имя прекрасной дамы Франчискины». Над Арлекином все смеются, собака лает, капитан Орасио знаки непристойные показывает.

— Бедный Арлекин! Он видит себя благородным рыцарем, которого ждут великие подвиги, а на деле это всего лишь жалкий безумец. Кого вам напоминает этот Арлекин? Хитроумного идальго Дон Кихота, не правда ли?

— Конечно! Мы с бабушкой читали во французском переводе.

— Создавая Дон Кихота, Сервантес вспоминал Арлекина из итальянской комедии, он её видел во Франции. Дон Кихота нам подарила комедия дель арте. Читали вы с бабушкой Данте?

— Нет, господин Пьетро.

— Вот Данте, — сказал Пьетро, доставая книгу. — Инферно. Канто двадцать первый. Аликино, Калькабрина, Барбариччья, Граффиканте, Фарфарелло, Либикокко. Драгиньяццо, Чириатто, Рубиканте!

— Что это вы, господин Пьетро, — колдуете? Наколдуйте мне денег для путешествия!

— Мой друг, это имена чертей. Они гуляют в аду среди кипящей смолы, кривляются, дерутся и ведут себя совершенно как шуты на карнавальной площади. Великие писатели и поэты вдохновлялись итальянской комедией, и в будущем — я уверен — какой-нибудь русский сочинитель полюбит Арлекина и напишет о нём прекрасную повесть. На площади, в балагане он увидит носатого дурака, который жалкими шутками потешает публику, но при этом — жаждет высокой любви и говорит правду о человеке. Шут будет плакать сквозь смех и смеяться сквозь слёзы. Он войдёт в сердце поэта и останется там навсегда.