Фриц услышал это радостное известие от французского гражданского по имени Жан, которого называли просто «Усы» из-за экстравагантной нафабренной конструкции под носом. Жан рассказал о французском Сопротивлении. Фриц тут же передал информацию отцу и друзьям, когда они встретились вечером. Однако Сталинград, Британия и Африка, где союзники нанесли поражения Германии, находились от Освенцима слишком далеко.
* * *
Пальцы Густава ловко поворачивали кусок кожи, подрезая края и проталкивая толстое шило сквозь упругий, гибкий материал. Он был доволен своим нынешним положением, насколько это было вообще возможно. Работы хватало, он даже стал надзирателем – под его началом трудилось несколько кое-как обученных подмастерьев. Ему очень повезло работать в закрытом помещении в зимние месяцы, да, собственно, даже в мае и летом там было куда лучше, чем в транспортной колонне или на комбинате.
Стараясь жить сегодняшним днем, Густав убеждал себя, что обязательно выживет. Фриц не разделял его сангвинический, непоколебимый принцип извечного оптимизма; он постоянно беспокоился – о друзьях, об отце, о будущем. Он тревожился за Эдит и Курта, волновался, что сталось с матерью и Гертой. Он слышал, что творилось в Биркенау – особенно страшные вещи рассказывали «секретчики», работавшие в зондеркоманде в крематориях, – и это было жутко даже вообразить. Внутри него рос гнев, порожденный беспомощностью. Характером он отличался от отца. Густав старался не зацикливаться на трудностях. Он гнул спину, делал свою работу и жил текущим моментом. Фриц же чувствовал, что приближается момент, когда он не сможет больше подавлять в себе ненависть к нацистам. Он боялся представить, какой за этим последует взрыв.
Погруженный в свои мысли, Густав сидел за рабочим столом с шилом в руках и не подозревал, что неподалеку, по другую сторону дороги и железнодорожного полотна, на комбинате Буна, зрело решение, которое угрожало положить конец его относительно сносному существованию.
Строительство комбината до сих пор отставало от графика [356] Hayes, Industry , с. 358.
, и из Берлина с инспекцией приехала офицерская комиссия. Гиммлер требовал ответа. Лейтенант Шеттель и представитель И. Г. Фарбен провели комиссию по стройплощадке. И офицерам совсем не понравилось то, что они там увидели. Громадный комбинат не был построен даже наполовину, и ни один из корпусов не мог приступить к работе. Фабрику по производству метанола должны были вот-вот запустить, но гораздо более важные заводы по выпуску резины и горючего предстояло строить еще несколько месяцев, может, даже год.
С каждой минутой комиссия мрачнела все сильнее. Офицеры обратили внимание, что примерно треть строителей – заключенные, слабые и не такие трудоспособные, как платные гражданские рабочие. Мало того, их приходилось постоянно охранять, на что также уходили драгоценные ресурсы. Однако больше всего офицеров возмутило, что многие бригадиры у арестантов оказались евреями. Шеттель объяснил, что арийцев в Моновице недостаточно – сюда отправляют только евреев. Комиссия заявила, что так продолжаться не может – евреи не должны занимать руководящие посты. Шеттель получил приказ решить этот вопрос.
Через несколько дней на вечерней перекличке Шеттель вышел к заключенным вместе с капитаном Гансом Аумайером, злобным дьяволом, некогда принимавшим бухенвальдцев в Освенциме. Шеттель серьезно наморщил поросячью физиономию, словно перед ним стояла крайне важная задача. Он взобрался на трибуну, вытащил лист бумаги и зачитал номера семнадцати заключенных, приказав им сделать шаг вперед. В списке оказался номер 68523: Густав Кляйнман. Все это были евреи, занимавшие пост бригадира: в основном ветераны из Бухенвальда и Заксенхаузена.
Все гадали, что это может значить; подобные отборы происходили постоянно и обычно заканчивались одним и тем же – отправкой в Биркенау и газовой камерой.
Аумайер пристально разглядывал отобранных, с отвращением кривясь на иудейские звезды у них на груди. Звезды были в основном двухцветные, из красного и желтого треугольников, сохранившиеся с тех времен, когда нацистам еще требовался предлог, чтобы отправлять евреев в лагеря.
– Избавиться от них, – приказал Аумайер.
Надзиратель, стоявший рядом, сорвал у Густава с куртки звезду, разделил треугольники между собой и вернул ему красный. То же самое он проделал с остальными шестнадцатью бригадирами, отдавая им, изумленным, красные треугольники.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу