Мо Янь - Лягушки

– Что ни говори, человек вы больших способностей, – со всей искренностью заявил двоюродный брат. – Мой отец просит вас стать моим учителем.

– Человек больших способностей на самом деле вот кто. – И Чэнь Би указал на Юань Сая. – Знаток астрономии и дока в географии, о том, что было пятьсот лет назад, все знает и о том, что будет через пятьсот лет, тоже знает наполовину. Вот кто тебе в учителя нужен.

– Старший брат Юань тоже человек необыкновенный, – согласился двоюродный брат. – Он у нас в Сячжуане на рынке гадает и судьбу предсказывает, его даже «полунебожителем» прозвали. У моей бабки курица потерялась, так брат Юань прикинул на пальцах и сказал: «Утка краем воды ходит, курица – краем луга, в гнездышке из травы и ищите». И правда, в гнездышке из травы и нашли.

– Так он разве только гадать умеет? – подхватил Чэнь Би. – У него умений хоть отбавляй. Запросто научит тебя чему-нибудь, всю жизнь этим кормиться будешь.

– Челом бью, возьми в ученики! – сказал Угуань.

– Ну куда уж мне. Я этими делами занимаюсь, – показал Юань Сай на свой нос [54] Указывая на себя, китайцы показывают на нос. , – потому что выше не прыгнуть, вот и зарабатываю на жизнь «низким» ремеслом [55] К «низким ремеслам» в Китае традиционно относили профессии певцов, музыкантов, актеров, акробатов и т. д. . Тебе бы у старшего двоюродного брата поучиться, в армию пойти, стать офицером, или в университет поступить. Вот тогда тебя может ждать блестящее будущее, попадешь в высшие слои общества. Все мы, в том числе и он, – тут он показал на нос Чэнь Би, – занимаемся не сказать чтобы благородным делом. У нас выбора не было, а ты человек молодой, не стоит с нас брать пример.

– То, чем вы занимаетесь, только и можно назвать настоящим делом, – упорствовал двоюродный племянник. – Армия, университет – разве это настоящее?

– Молодец, братишка, – похвалил Чэнь Би, – своей головой думаешь, вот и славно, придет время, вместе поработаем!

– Что же Ван Гань не пришел? – спросил я Угуаня.

– А-а, этот наверняка побежал на свой пост в здравпункт.

– Этот братишка и впрямь помешался, – подхватил Чэнь Би. – Тройкой лошадей не оттащишь.

– У его семьи с расположением дома непорядок, – загадочно проговорил Юань Сай. – И ворота не там поставлены, и туалет не на месте. Еще лет десять назад его отцу говорил, мол, нужно ворота переставить, нужник передвинуть, иначе точно слабоумие проявится! Тот решил, что я заклятие какое строю, даже за кнут схватился. Ну и что? Так оно и вышло. Сам с палочкой ходит, спина скрючена, а как выдастся свободное время, в здравпункт бежит, как дурачок, хамит, хулиганит, ну не слабоумный, а? Ван Гань и того пуще, стопроцентный крестьянин, а голова мелкобуржуазная, увлекся этой прыщавой Львенкой, что и ног под собой не чует, что это в целом, как не слабоумие?

– Ладно, дорогие друзья, – сказал я. – Не слушайте, что Юань Сай несет, садитесь, садитесь.

– У нашей коммуны в усадьбе тоже с фэншуем непорядок, – не унимался Юань Сай. – С древних времен ворота ямыня [56] Ямынь – в старом Китае управа, резиденция правящего чиновника, суд и тюрьма. на юг открывались, а у нас в коммуне – на север, прямо напротив ворот – скотобойня, режут скот целыми днями, все вокруг в крови, злое начало очень тяжелое. Я в коммуне указывал на это, так они заявили, что я тут феодальные предрассудки развожу, чуть в кутузку не посадили. Ну и что теперь? Старого партсекретаря Цинь Шаня наполовину парализовало, его младший брат Цинь Хэ – вообще придурок известный. Новый секретарь Цю отправился с десятком человек на юг с проверкой, попал в аварию, кто погиб, кто ранения получил, пострадали почти все. Фэншуй – дело великое, сколько ни упрямься, императора разве переупрямишь? Император, он тоже должен фэншую следовать…

– Прошу садиться! – снова воззвал я и хлопнул Юань Сая: – Наставник, фэншуй штука важная, но поесть-попить не менее важно.

– Если ворота коммуны не поправить, и дальше идиотизм проявляться будет, беда большая придет, – заключил Юань Сай. – Не веришь, поживем – увидим!

Безответно влюбившийся в Львенка Ван Гань понаделал немало странного, стал темой досужих разговоров после чаепития или после еды, предметом насмешек. Но я никогда над ним не смеялся, в душе я был полон сочувствия и уважения. Я считал его незаурядной личностью, родившейся не в то время и не в том месте, человеком искренним и верным, и при счастливой случайности вполне можно было бы написать о его чувстве целую поэму, которая воспела бы любовь в веках.