Альфонз Беднар - Дом 4, корпус «Б»

— Я иду за пайком.

— За чем? — переспросил Янчуш. Очень это его удивило и озадачило. — За каким пайком? Неужто опять?..

— Да-да, за пайком! — Штевковичиха, высокая худая старуха, бабушка большого семейства из большой квартиры, показала нейлоновую сетку, купленную ей зятем, доктором-инженером Павловским, у туристов из Венгрии, в другой руке она держала полотняную сумку. — Паек — это то, что нужно съесть, а прежде достать — пану небось это известно! И вот что скажу: сколько же расходуется такого добра! Навернешь и опять вернешь…

— Да, навернешь и вернешь…

— Вот-вот, ваша правда, пан Янчуш… Чтобы вернуть, надо сперва навернуть… — Она рассмеялась.

— Что поделаешь? Ну, я пошел… — Янчуш подумал, что нет особого проку говорить о том, что и так очевидно. — Иду, иду, время не ждет…

— А что, вроде как будет новый квартирный налог? Говорят, у кого большая квартира, тому платить, а у кого маленькая, тому, говорят, государство будет доплачивать. Так оно, пан Янчуш? Вам-то должно быть это лучше известно.

— Государство, государство…

— Ну, а кто же еще?

— Так оно и будет!.. А какой, кстати, налог?

— Ну, на квартиру, квартплата, аренда, что ли?

— Ах! Государство! Хи-хи-хи! — рассмеялся Янчуш, но быстро успокоился, чтобы выиграть время. С этой Штефковичихой ни к чему разговаривать, у ней зять, тот вроде в какой-то академии, черт знает, что оно такое и что там делают. Какой-то инженер, доктор, «лог», ах да, геолог, нынче повсюду одни только «логи», а покуда не развелось этих «логов», не было столько и олухов, бездельников всяких. Чего тут зря разговаривать, глядишь, еще раструбит где не надо! Он тоже ничего себе «лог», у Штефковича снимал комнату, да так и остался в зятьях — женился на какой-то там Штефковичовой, электротехник она. Теперь у него машина, красный «спартак»… — Бабушка, это будет самая дешевая квартплата на свете!

— Ну-ну, пан Янчуш! — Штефковичиха с живостью рассмеялась. — Кабы ваша правда была, пан Янчуш! Вы-то знаете, всякого можно ждать. Мало кого это порадует. А вы, пан Янчуш, слышали, что нынче утром тут приключилось?

— Что опять? — В этот момент Янчуш перестал нервно вертеть за спиной рулон и побледнел: — Бабушка, вы ничего не чувствуете? — Он пошмыгал коротким носом, так как и нос у него был короткий, не только ноги, руки, туловище и шея, но чем короче нос, тем подвижнее. — Бабушка, вы ничего не чувствуете? Что-то подгорает! Что-то горит! Верно, в какой-то квартире! Ох, ну и забот, бабушка! Следи тут за всем, беспокойся. В самом деле, бабушка, вы ничего не чувствуете? Вроде как бы резина…

Стала шмыгать носом и Штефковичиха.

— Горит что-то!

— В самом деле, воняет что-то…

— Иду, бегу…

— И впрямь вонь идет, да, но… но, право слово, резиной тут и не пахнет.

— Ей-богу, что-то горит, несет паленым, смердит. Бегу наверх, это сверху идет!

— А все ж таки, пан Янчуш, вы так ничего мне и не сказали, как будет с квартплатой? И впрямь, как?

— Не знаю.

— А кто ж тогда знает?

— Для этого есть другие господа, не чета мне.

— И впрямь, это служебная тайна, служебный секрет, ведь так оно, пан Янчуш?

— И то, пожалуй, да… Ну я пошел, бегу, время бежит, у него ноги побыстрей, чем у меня.

— Оно и правда, видать, — согласилась Штефковичиха.

Они разошлись.

Старуха Штефковичиха смотрела вслед Янчушу с улыбкой на сухих губах и подозрительно прищурив левый глаз.

Снизу доносился грохот пустых ведер, пенсионер Милый уже высыпал во дворе мусор в новый блестящий бак и возвращался домой.

Ступеней до пятого этажа было еще изрядно, и, пока Янчуш дошел до дверей своей квартиры, он со многими останавливался, многих убеждал, и чем выше, тем легче ему это удавалось: он убедил пани Ремпову, еще одного пенсионера, служащего страхового агентства, случайно заскочившего домой из конторы, трех монтеров, спускавшихся с крыши, где устанавливали телевизионную антенну, — всех ему удалось убедить, что где-то горит, что-то подгорает.

— Народ невнимательный, никто ни о чем не думает, а ведь эдак и до пожара недолго… — сказал он на четвертом этаже почтальону, отмахивавшемуся телеграммой. — В самом деле! Вроде резина! Не то электрический утюг! Плитка! Вы разве не чувствуете? Как-то раз было…

— Чувствую, но спешу.

— И я тоже!

— Послушайте!

— Что, извините?

— Вызовите этих… ну…

— Кого?

— Ну этих, как их, пожарников!

— Да, надо бы!

Почтальон в легких, растоптанных босоножках сбежал по ступенькам, а Янчуш, медленно и задыхаясь, стал снова взбираться на пятый этаж. Остановился перед своими дверями, огляделся и, когда, никого не увидев, подумал, что и его никто не видит, с несказанным облегчением вытащил ключ и отворил дверь.