Владимир Шапко - Синдром веселья Плуготаренко

– Ты что, не проспался, что ли? После вчерашнего?

– Я счастлив, мама, – сказал он просто и тронул её руку. – Думаю, теперь у меня всё будет по-другому. Другая жизнь у меня теперь начнётся, мама.

Он скинул на диван пиджак и поехал к себе, на ходу сдёргивая с рукавов отцовские резинки и бросая их за собой.

Ну что ж, всё это было предсказуемо, разом превратилась в философа Вера Николаевна. Как переломы от падений в гололёд. Как милицейская жатва алкашей по городу по пятницам для вытрезвителя.

Однако душу защемило нестерпимо: неужели приведёт сюда? Ведь три комнаты! А там-то – живёт христаради. У подруги. Даже не у подруги, а в квартире её мужа… Господи!

Как за спасением повернулась к самой последней фотографии мужа на стене, которую увеличил и повесил сын. Где Иван стоял после первомайского парада. В парадном кителе, фуражке, в своём чертовском галифе.

– Что делать, Иван?

Офицер улыбался, смотрел на живую жену, но ответа не давал.

Трёхкомнатную квартиру на первом этаже получили всего за полгода до его гибели. После расселения Голубятни на Комсомольской в 71-ом году. Как и Зиминым, им полагалась двухкомнатная. И на нормальном, втором, третьем или четвёртом там этаже. Но неожиданно всплыла вот эта квартира, на первом, трёхкомнатная, и Офицер сразу загорелся, не стал слушать жену, добился какой-то справки в военкомате и въехал сюда. В трёхкомнатную на первом этаже. Словно тогда уже знал, что сын станет калекой.

За полгода обставил квартиру неплохой крепкой мебелью. Вот этот большой обеденный стол, шкаф на полстены для книг, трельяж – всё это он успел купить сам. Да и две другие комнаты почти обставил.

И теперь – что: разменять, раздербанить эту его квартиру? Оставшуюся памятью о нём? Полученную им с таким трудом? После стольких лет мытарств в коммуналке с семьёй?

Вера Николаевна дико смотрела в телевизор, где вокруг вчерашней ночной городской ёлки веселились, прыгали мужчины и женщины, где по низу экрана аккомпанементом им быстро ползла «бегущая строка»: «Комплексный приём у гинеколога. 4000 рублей. УЗИ в подарок. Телефон».

Схватила пульт, выключила всё.

Опять смотрела на мужа.

Вспомнилось вдруг, как он тащил с грузчиками от машины громоздкий тяжеленный книжный шкаф. Как уже в подъезде зацепился за что-то и распорол своё галифе. Но ношу не бросил и дальше кажилился – с растерзанной штаниной и белой, до боли тощей ногой в коротком сапожке. Елозящим и елозящим для опоры по ступеньке… У Веры Николаевны навернулись слёзы. Бедный Иван.

Проков после встречи Нового года лежал на диване в лёжку. И не от похмелья, нет – опять с пустой головой. Голова ощущалась пустой комнатой. Через которую изредка вроде бы что-то протягивало, продувало.

В тёплом туалете в конце коридора Валентина убирала, чистила всё, гремела ведром. Слышался её сердитый голос:

– Опять вонючие бумажки свои везде накидали! Что сын, что отец!

Кричала по коридору виновникам:

– Для чего я ведро вам ставлю? А? Слышите или нет? Грязнули? – Добавила ещё одно слово. Не очень приличное.

Женька и Пальма ходили тихо. Конфет на ёлке больше не было. Обдёргали все, вчера. Проков колупал сальную обивку.

Валентина вернулась в комнату. В длинном прорезиненном фартуке и резиновых перчатках по локоть – натуральный дезактиваторщик, работающий на местности. Поражённой химической или атомной атакой.

Начала сбрасывать в таз с водой грязную вчерашнюю посуду со стола. Проков пробубнил, что сегодня 1-ое января, праздник. И не следует затевать генеральную.

– Да что вы говорите! – тут же подбежала жена. – Мешаем размышлять вам о вчерашнем? Что вы делали вчера?

Женька и Пальма деликатно пошли из комнаты.

– Куда?!

Женька и Пальма так же деликатно вернулись и присели на диван. Рядом с Проковым. Готовые разделить с ним и свою, и его вину.

Спас всех троих зазвонивший телефон.

Хмуро воительница сняла трубку: да! Но голос сразу сделался медовым – Юра Плуг прямо-таки свет в окошке. Через слово пошло опять – Юра! Юра! Принимала поздравления инвалида. Сама пела: с Новым годом, Юра, с новым счастьем тебя! При ответных словах рот её раскрывался и отвисал сладкой улитой. Никак не брезгливой. И снова: Юра! Юра!

Наконец сказала мужу. Уже через губу. Брезгливо отвешенную:

– На. Нормальный человек звонит…

После разговора с Плуготаренкой, после поздравлений опять лежал, отвернувшись к спинке дивана. Выслушивал про своё вчерашнее, про своё ночное. Выслушивал один – Женька и Пальма под шумок слиняли. Только над его пустой головой зудели злые пчёлы.