Плуготаренко всё жевал пирожки. По-прежнему ни на кого не глядя.
– О чём задумался, Юрий Иванович? – назвав на «ты», спросил его, наконец, Алексей Сергеевич.
Плуготаренко вздрогнул:
– Извините. И, правда, задумался. – Увидел в своей руке пирожок. Отложил.
И вдруг сказал:
– А давайте я вас поснимаю! – Он опять стал прежним: радостным, смеющимся. Он уже командовал, где кому и как сесть. Он постоянно перекидывал себя в разные места. То за стол, то снова в коляску, безжизненные ноги его летали за ним как плётки. Он нисколько не смущался этого. Он опять забыл, что инвалид. С камерой он торопливо выбирал нужную позицию для съёмки.
Когда снимали его самого (работал уже Алексей Сергеевич), он перекинул себя на диван и смело подгрёб к себе двух женщин. Худенькую и толстую. Но с восторгом смотрел только на толстую. И на проявленной потом фотографии было видно, кого он любит, от кого он без ума.
Расходились в полдвенадцатого ночи. По лесенке первого этажа инвалид спускался рывками. Фактически сам. Длинной цепкой рукой он хватался за перила, помогая себе рычагом коляски. Алексей Сергеевич только придерживал, подстраховывал, удивляясь ловкости инвалида.
Удивлены были не меньше и Наталья с Татьяной – да такой сильный краб заползет не только на первый – на десятый этаж! Где бы Наталья ни спряталась! Лишь бы были перила. Было бы за что хвататься ему и выдёргивать себя наверх.
Радостный инвалид выехал в звёздную ноябрьскую ночь. Раскатывал, прощался с новыми знакомыми. Наталья хмуро стояла в лёгкой дохе с просторным воротом. Как будто c висящим удавом на груди. Она собралась инвалида проводить.
17-го декабря, получив зарплату на картонажке, Плуготаренко как всегда ехал домой через площадь Города. Несло крупный снег. Ильич восстал над всеми как голый монстр из пенной ванны, где его не смогли утопить. Пивников с белой площади видно не было – пивники со стеклянной своей субмариной словно залегли на дно. Только здание с властями по-прежнему пыжилось, смотрело в небо.
Плуг вдруг увидел на обочине машинёшку Громышева. А затем выходящих из пивной двух друзей. С бутылками, что тебе со связками битой дичи. Вот это охотники! И это в разгар рабочего дня!
Друзья засовывали добычу в багажник, Плуга не видели. Тот прокрался мимо них чуть ли не на цыпочках (и это на инвалидной коляске!). Хорошо хоть долг Прокову уже отдал. Была бы сейчас картина. Он – Плуг – с деньгами, с получкой! Прямо возле пивной! Живым бы не ушёл. Это точно. Плуготаренко дальше гнал, посмеивался. Декабрьское солнце над головой тонуло в снегу. Как чьё-то воспоминание.
Дома, раздевшись, стряхнув снег прямо в прихожей, перекинул себя в домашнюю чистую коляску, въехал в комнату.
В телевизоре бегали истеричные омоновцы: «Стоять! Лежать! Руки назад!» Вера Николаевна нахмурилась. Как опять пойманная на нехорошем. Но сын без обычного своего ехидства кинул получку на стол и сразу проехал к себе. Вера Николаевна не успела даже обидеться за омоновцев. С досадой крикнула:
– Коля Проков звонил. Там у них новоселье намечается. У Никитникова. То ли сегодня, то ли завтра. Тебя тоже звали. Слышишь?
Сын тут же вернулся в комнату. Чёрт! Совсем забыл! Схватил деньги со стола. Ринулся в прихожую одеваться.
– Зачем деньги-то все взял? – успела только крикнуть мать.
В Обществе, в большой комнате Прокова, Плуга поразила какая-то благочинность, воспитанность расхаживающих инвалидов. Никто не курил. Все были трезвы как собаки. Вокруг сидящего на середине комнаты слепого с тростью ходили деликатно, без шума. Большой холодильник, стоящий неподалёку, недавно распаковали, проверили и снова запаковали. Теперь предстояло тащить его по лестнице на пятый этаж в новую (трёхкомнатную!) квартиру Никитникова. А пока переносили какие-то картонные коробки. То ли с вином, то ли с подарками. Бутылочное пиво, купленное в пивной на площади, уже стояло на столе. По всему было видно, сабантуй намечался немалый. Никитников только вслушивался в возню вокруг себя.
Проков отвёл Плуга с коляской в сторону.
– Юра, мы тут скинулись на холодильник и на подарки детям его. Сам знаешь, как он живет. Деньги взяли из кассы. Надо внести обратно. Где-то по тысячи получилось на каждого. Ты сможешь дать за себя?
– Какой разговор! Коля! – Плуготраенко тут же отсчитал полторы, протянул.
Подъехал к слепому:
– Поздравляю тебя, Слава. Счастья вам всем в новой квартире.
Читать дальше