Хелен Брайан - Долина надежды [litres]

– Уже темно! Куда же вы пойдете впотьмах?

– Я переночую в лесу. Мне уже неоднократно доводилось проделывать это.

– Только не сейчас. Вы ляжете спать вот здесь, перед очагом. У меня полно одеял.

– Миссис Ганновер!

– Перестаньте! Я уже бабушка, мне почти шестьдесят. Да и вы, судя по вашему виду, немногим младше. Таких грехов во мне больше не осталось. Кроме того, для вас найдется много других дел.

– Не думаю, что должен…

– Давайте сюда ваше пальто. Я его хотя бы заштопаю. А на завтрак у меня будет ветчина.

Вскоре в долине Иддо Фокса стали называть «мужчиной, работающим на Венеру». Ее дочери были шокированы тем, что она делит кров с белым человеком, но заставить ее передумать им не удалось.

– А может, мне одиноко. Вы все разбежались со своими мужьями и детьми, а я осталась одна.

Это ее заявление вызвало бурю протестов, дескать, она должна переселиться к одной из них, пока Сюзанна, Пэтси, Полли, Пен, Пирли и Пич не начали кричать друг на друга, споря о том, кто лучше всех будет ухаживать за мамой. Особенно преуспела в этом Пич. Желая оставить за собой последнее слово, она заявила, что будет навещать мать каждый день, дабы удостовериться, что ее не обманывают и не используют в своих интересах. Она выразительно погрозила пальцем Иддо Фоксу, а заодно и матери.

– Перестаньте немедленно! – Венера все еще могла перекричать своих детей. – Я не собираюсь никуда переезжать из собственного дома, теплого и уютного. Я останусь здесь, и мистер Фокс тоже. Он снимает у меня угол. Как в пансионате. А пансионат – респектабельное заведение, чтоб вы знали.

Им ничего не оставалось, как смириться.

Явился брат Мерримен, дабы осудить столь неподобающее сожительство, обнаружил, что мистер Фокс – квакер, и выразил твердую убежденность в том, что квакеры – никакие не христиане и что их необходимо изгнать из долины.

Брат Мерримен получил от Венеры резкий отпор и убрался восвояси.

Иддо Фокс остался на месте. Венера сочла очень удобным для себя наличие мужчины, за которым надо было ухаживать и которого требовалось кормить. К тому же Иддо был спокойным и уравновешенным, что вносило некоторое разнообразие в ее жизнь. Между ними установились легкие и непринужденные отношения, какие бывают у давно женатых супругов, сидящих в тепле у камина и обсуждающих всякую всячину. Помимо хлопот по хозяйству, Иддо ходил на факторию за товарами, если Венера нуждалась в них. Заодно он приносил оттуда и последние новости, рассказывая ей, что Кейтлин здорова и что ее сын Брин женится, что жена брата Мерримена, Мэтти, снова ждет ребенка, что брата Мерримена попросили обвенчать Секондуса и Анну.

– Как? – воскликнула Венера. – Этот старый болван, который рисует не пойми что, женится?

Иддо Фокс коротко рассмеялся, набивая трубочку.

– Ага, вы удивлены. Насколько я понимаю, идея принадлежит Розалии.

Но потом случилось и еще кое-что. Из леса, что раскинулся к югу, выехали четверо всадников на хороших лошадях под дорогими седлами в сопровождении целого каравана вьючных мулов. Одним из них оказался священник в церковном облачении. Они остановились у фактории, и другой мужчина принялся показывать своим спутникам то в одну, то в другую сторону, словно ориентируясь на местности. Затем процессия поднялась по склону Лягушачьей горы к «Лесной чаще», и оттуда вышел какой-то мулат, настороженно глядя на незнакомцев.

Первый из всадников снял с головы шляпу и спросил:

– Анри де Марешаль еще жив?

– Это отец моей жены, – отозвался Кулли. – Па! – крикнул он в приоткрытую дверь. – Здесь тебя спрашивают. – Из хижины, шаркая ногами, вышел старик.

– Анри? – обратился к нему незнакомец. – Ты меня не узнаешь?

Анри подслеповато уставился на чужаков. Они говорили по-французски. «С чего бы это», – подивился он про себя.

– Глаза у меня уже не такие зоркие, как прежде. Кто вы такой?

– Разве ты не узнаешь меня, дружище? Это же я, Тьерри. В тот день, когда родилась твоя дочь Китти, я уехал и пообещал вернуться. И вот теперь, после стольких лет, я сдержал свое обещание.

– Вот как? – осведомился Анри. – Ты уплыл во Францию?

– Я и впрямь вернулся во Францию, но ненадолго, а потом едва не погиб, сражаясь вместе с Лафайетом на вашей войне, и вдобавок меня чуть не прикончили, отправив на гильотину. Но Господь в милости своей не дал мне умереть, чтобы я мог сдержать слово. Помнишь ту голодную зиму, Анри? Дева Мария привела меня на кукурузное поле, брошенное индейцами, и мы были спасены.