Александр Шакилов - Лишние дни [СИ]

Протопав несколько шагов, Андрюха договаривает:

— …ну, вы поняли у кого. Лампочки в подъезде постоянно выкручивают, вот и мраки.

И продолжает:

— А она ему: мне надо сначала травы покурить.

— Это ей покурить? — уточняю я.

— Ну, да, ей. Короче, раскумарилась она, а он в это время разделся, стоит в одном презервативе. Ждёт. Кабачиной, как ладонь Ильича, на коммунизм нацелен. Пацан готов к труду и обороне. А она покурила и спрашивает: как, типа, будем трахаться? А он: ты нагнёшься, я войду, и всё будет путём. А девочка с фантазией оказалась: не-а, говорит, я щас на перила залезу, а ты сверху съедешь — и состыкуемся.

— На перила?

— Угу. Ну, он ей сразу: ты шо, подруга, ёбнулась?! Какие в пизду перила? Какие стыковки?! Я шо, похож на Гагарина?! Или ты, блядина, на старости лет мозжечком сковырнулась?! А она в слезу: я, типа, так не могу, ты меня не любишь и кричишь на меня, шо это, типа, за хуйня?! И тут он сказал красивую фразу…

— Какую?

— Тихо! Он сказал: ТАНЯ! ТЫ! НЕ! В! ТОМ! ПО! — ЛО! — ЖЕ! — НИ! — И! — ЧТО! — БЫ! — ДИК! — ТО! — ВАТЬ! — МНЕ! — УСЛО!! — ВИЯ!! Так и сказал. Стянул презерватив, оделся, послал её на хуй и ушёл.

— Сразу видно — благородный пацан, не захотел противоестественно. Это ж как в грязь лицом, — выносит вердикт Вован. И добавляет мечтательно: — Фантазёрка…

— Небось, и о подруге побеспокоился: по перилам проехалась бы, насобирала бы полную жопу заноз. А они потом загноятся. Неприятно. — Кабану тоже есть что сказать.

— Да разлюбил он её, вот и все дела, — не могу же я промолчать, коль дискуссия в разгаре. — А без любви только перила и остаются. Но пацан свою красавицу уважал, поэтому так тактично и разорвал отношения, сохраняя честь и достоинство обеих сторон. По старой памяти…

Помнить всё и жить. Люди — сильные животные. Как крысы.

ОН улыбнулся — губы изогнулись вправо и влево, вверх и вниз. Редкостная гримаса. Так улыбаются особо крупные тараканы, передозившие дихлофоса. Сильно зажмурился, сжал до боли в дёснах челюсти: на зубах выступила алая соль — сделал шаг.

Музыка му зык а м у з ыка м-у-з-ы-к-а-м… узыкамузыкамузыкам?

И ГОЛОСА ГОЛОСАГОЛОСАГОЛОСА Один, самый тихий, вдалеке, еле слышимый в грохоте синтетических барабанов — ЕГО.

ОН слушал себя, от этого становилось легче.

Пятачок перевернулся в воздухе — хотелось, чтоб закоротило кон?тактный рельс. Да не оскудеет рука дающего.

Не закоротило.

ОН ворвался в вагон — прыжком, мокрый от пота, напряжённый и дрожащий — никто не поймёт, что ЕМУ стоило преодолеть зияющую пропасть между пироном и чмокающей чёрной резиной дверей.

Две малолетние сучки в оранжевом облапили ЕГО взглядами и, похоже, остались довольны. Я почувствовал, как вспухли капельками крови ЕГО расцарапанные ягодицы. ОН напряжённо замер рядом с нимфетками.

Бородатенький мужичок — «Места для инвалидов и пассажиров с детьми» — счастливо скалясь и причмокивая, изучал потрёпанную книжку с портретом Че Гевары на обложке.

ОН демонстративно высморкался на пол, чем вызвал нездоровую девичью смешливость. Даже мужичок на долю секунды оторвался, чтобы скосить правую линзу на пятно гнили и одобрительно прищёлкнуть языком.

ОН почти успокоился, прикрутил звук и занялся изучением рекламных плакатов. Когда ежедневно, который год подряд, проводишь по два часа под землёй, незаметно привыкаешь рассматривать обувь сидящих напротив, если удалось не заметить перед собой особо настырных «с больными ногами». А ещё — читаешь подряд всю яркую рекламную ересь.

Среди кучи экскрементов отыскалось кое-что занятное.

«ТЫ НЕНАВИДИШЬ БУША И USA? БУШ — В МОСКВЕ! ЭТОТ ГАНДОН НАМ НЕ УКАЗ! ВЫРАЗИ СВОЁ ПРЕЗРЕНИЕ ВМЕСТЕ С НАМИ!» — согласитесь, весьма интригующе. Тем паче, что лозунг сопровождался рисунком: бородатый мужик, опоясанный пулемётными лентами, дрючит в жопу Микки Мауса. Следствием чего являются по-рачьи (соответственно позе) выпученные глаза любимца нью-йоркской детворы дошкольного возраста, в меру обнюхавшейся кокаина. Плакатик так и назывался: «FUCK USA». Ответственность за содержание рекламного объявления взяла Национал-Большевистская партия.

На «Спортивной» в вагон зашла молодая женщина с малюсенькой девочкой на руках:

— Мы сами не местные. Беженцы мы. Муж погиб под обломками Всемерного Торчкового Центра…

— Вовик, может у меня останешься? — я киваю в сторону своей кирпичной пятиэтажки. — Нахренища, на ночь глядя, хрен знает куда переться?! Оставайся.