Михаил Любимов - Декамерон шпионов. Записки сладострастника

— Послушай, он совсем сошел с копыт…

Японец лежал на спине в своих фирменных трусах, удивлявших пуговками, и мирно храпел; как оказалось, произошло это внезапно и именно перед самым решающим этапом.

Вот сволочь! Булкин разозлился не на шутку, несколько раз потряс Ясуо за плечи, а затем хлопнул не слишком сильно по лицу. Никакого эффекта. Японец спал тяжелым сном, словно принял снотворного, а не женьшеня. Виктория жарко дышала рядом, касаясь Геннадия разгоряченной грудью, он в последний раз хлопнул японца по физиономии, повернулся к ней, повалил на тахту, яростно сорвал трусики и бюстгальтер. Трещал шелк и отлетали пуговицы, он сжал одной рукой ее шею, длинную и полную, с голубыми нежными прожилками. Все напряжение, всю неудачу вечера они обрушили друг на друга в едином порыве, Геннадия не смущали даже громкие крики Виктории и чуть приоткрывший глаза японец.

И тут Геннадий услышал тихие всхлипы: Ясуо плакал, плакал тихо и деликатно, словно обиженный мальчуган. Вдруг он вскочил, быстро набросил на себя пальто и выбежал на улицу. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Успев рвануть на ходу стакан водки, Булкин бросился в морозную ночь и нагнал японца почти у самого дома.

— Извини меня! — бормотал он, не совсем понимая, за что его следовало извинить. — Прости меня, пожалуйста!

Ясуо Токугава открыл подъезд и быстро побежал по ступенькам вверх по лестнице. Булкин бежал за ним, умоляя простить, но тот молча вошел в квартиру и хотел было захлопнуть дверь, но Геннадий ловко просунул в нее свой ботинок и вслед за японцем протиснулся в коридор, устланный толстым белым паласом, вывезенным из Токио. Ясуо снял ботинки, сбросил пиджак и брюки, почти на ходу надел на себя домашнее кимоно и прошел в гостиную, не обращая ровно никакого внимания на Геннадия, идущего вслед за ним и упорно повторявшего «прости».

В гостиной с традиционной «токономой» — нишей, где в изящной вазе красовались две белые хризантемы в обрамлении причудливо изогнутых сосновых веточек, бросались в глаза цветные гравюры Харунобу и небольшой, в позолоченной рамке портрет императора с дарственной надписью. Этой фотографией, полученной во время личной аудиенции, причем накануне исполнения императором древнего обычая — уведомления прародительницы царствующей фамилии богини Солнца Аматэрасу о крупнейших государственных событиях, Токугава особенно гордился, как и лучшим самурайским клинком, сделанным самим мастером Майошином.

Да и какой японец не чтит императора и самураев?

А еще к стене был прикреплен плакат концерна «Мацусита дэнки», с которым был связан Ясуо: «Расти, расти, «Мацусита дэнки», «Мацусита дэнки»!»

— Прости меня, Ясуо! — молил Геннадий. — Я не хотел ничего плохого, я не виноват, что у моей сестры поехала крыша на сексуальной почве… извини за все, что произошло!

И он ухнулся на колени и склонился в низком поклоне, неподдельные слезы стояли у него в глазах, еще немного — и он покрыл бы голые ноги японца поцелуями. Но мелькнуло: а как же дело? что скажет Журавлев?

— Прости меня! — повторил он.

— Причем тут эта женщина? — вдруг сказал Ясуо. — Дело в том, что и ты, и она работаете на КГБ, и сам ты притворяешься другом, а на самом деле хочешь меня завербовать и сделать агентом. И ребенку ясно, зачем твоя так называемая сестра тянула меня в постель!

Раскрыт! Это было еще хуже крушения разработки, руки у Геннадия похолодели, он даже съежился от ужаса и встал с колен. Завалить «крышу», причем солидную, университетскую? Это уже было на грани преступления. Откуда у этого япошки появились подозрения? Даже если и подозревает, то где подтверждения этому? В конце концов, подозревать можно любого, а у такой подозрительной нации, как японцы, каждый иностранец — шпион.

— Какую чушь ты несешь, Ясуо! — плаксивым голосом начал Булкин. — Что с тобою сегодня? Зачем ты обижаешь меня? Я ведь к тебе всегда с чистым сердцем… В конце концов, ведь и я могу подозревать тебя в шпионаже. Разве ты не знаешь, что большинство японцев интересуются научно-технической информацией и некоторые работают на свою разведку? Если хочешь знать, — тут Булкин интуитивно почувствовал необходимость хода, вызывающего доверие, — совсем недавно ко мне обращались из одной организации, интересовались тобою с этой стороны…

— И что же ты сказал? — Ясуо уже успокоился.

— Я сказал, что ты совершенно вне подозрений.

— Зря ты это сделал, Геннадий, — спокойно заметил Ясуо. — Я ведь действительно работаю на свою разведку. Иначе откуда бы мне знать, что ты — сотрудник КГБ?