Карен Рассел - Приют святой Люсии для девочек, воспитанных волками [сборник litres]

Я любил Оливию. Но это вовсе не означает, что я не замечал ее странностей. У нее случались припадки ностальгии, причем в собственной спальне. Когда сестра была совсем маленькой, она часто просыпалась ночью с криком «Хочу домой! Домой хочу!». И мы расстраивались, потому что она ведь находилась дома.

Я бы не удивился, если бы выяснилось, что Оливия нам не родная, а прилетела с какой-то другой планеты. В школьном автобусе она надевала желтые ласты Воллоу, а потом бегала по школе, как залетевшая туда утка. Играла в «дом», сметая с берега шваброй мертвых неоновых медуз. Глаза у нее были пронзительно-голубые, все в черточках и блестящие. Отец говорил, что их, вероятно, сделал Нептун из осколков стекла затонувшей Атлантиды.

Воллоу сохранил все ее рисунки. Один из них назывался «Пещера светлячков», и на нем была изображена темная красноватая пещера, в которую заплывает моя сестра. На другом рисунке можно было видеть свод этой пещеры. Он был усыпан звездами и какими-то желтыми точками.

– Это то, что ты видишь, когда плывешь на спине, – объясняла Оливия, истирая очередной карандаш. – Пещера светлячков похожа на ночное небо.

– Здорово, – говорили мы, обмениваясь взглядами.

Мы с Воллоу прекрасно знали, что у нас на острове нет никаких пещер. Я считал, что это фантазия сестры, а Воллоу думал, будто на нее так действует кладбище кораблей.

– Наверное, это ржавый ангар напоминает ей вход в пещеру, – объяснял он.

Очень может быть. Особенно когда тебе восемь лет, ты близорук и мечтаешь о местах, где никогда не бывал.

Но если Пещера светлячков действительно существует, это меняет многое. Там сейчас может обитать дух Оливии, который недовольно морщит нос – «я же оставила вам карту!» – и недоумевает, почему мы до сих пор не нашли ее.

Когда я наконец выныриваю из воды, звезд на небе уже нет. Края облаков розовеют. Слышно, как храпит на причале Воллоу. Я вылезаю на причал и иду по теплым доскам, чувствуя себя просолившимся и заново рожденным. Выплюнув трубку, я не сразу привыкаю к нормальному воздуху – он кажется каким-то едким и чужим. Пещера светлячков. Жаль, что придется рассказать все Воллоу. Лучше бы мы вообще не находили эти проклятые очки. Есть вещи, которые мне совсем не хочется видеть.

Когда мы возвращаемся к бабушке, ставни в ее домике еще закрыты и там темно. С крыши свисают крупные капли дождя, этакие тропические сосульки. Она смотрит по телевизору «Евангелическое бинго» и кричит:

– «Откровение» 20:13! Бинго!

Наш завтрак уже на столе: банановые блинчики и такой же пудинг. Кухня пропитана липким банановым сиропом, и везде валяются банановые шкурки. У бабушки выпали все зубы. Последние двадцать лет она ест только бананы и то, что из них можно приготовить. Голыми деснами не очень-то пожуешь. Когда бабушка пускает ветры, запах тоже бывает какой-то банановый. От такой еды она уже еле волочит ноги. Поэтому мы с братом стараемся есть на стороне.

Воллоу находит рисунки Оливии, на которых она изобразила Пещеру светлячков. Мы раскладываем их на столе вместе с картой нашего острова. Воллоу изучает изрезанную береговую линию, отмечая места, где могут находиться пещеры. И тут в кухню, шаркая, входит бабушка.

– Вы что тут делаете?

Она заглядывает мне через плечо.

– Господи, опять за старое взялись?

Бабуля не понимает, к чему вся эта суета. Она не плакала на похоронах Оливии и вряд ли помнит ее имя. Ей не повезло с рождением, как и остальным девяноста двум миллионам детей, появившимся на свет в то время. Все ее братья погибли на войне. Во время «депрессии» она воровала редис из соседского огорода и ловила голубей, чтобы съесть их. Отец всегда мрачно напоминает нам об этом, словно объясняя ее теперешнюю черствость. «Ребята, ведь вашей бабушке пришлось есть голубей».

– Так себе нарисовано, – заявляет она, ткнув пальцем в плывущую на рисунке Оливию. – Да и плавать-то она толком не умела.

Воллоу напрягается. Я даже начинаю опасаться, что сейчас он двинет бабку по дряблой шее. Но тут она, подняв белесые брови, произносит:

– Да это же нудистская пещера. Мы с вашим дедушкой купались там голыми.

Мы с Воллоу вздрагиваем. Я представляю два очищенных грецких ореха, плавающих в стакане с водой.

– Ты хочешь сказать, что узнала это место?

– Да, только не по этим каракулям!

Бабушка указывает на оранжевую точку в углу рисунка, такую маленькую, что я ее даже не заметил.

– Посмотрите, где она нарисовала заходящее солнце. Пошевелите мозгами. Это одна из тех пещер, что на западной стороне острова. Но я точно не помню, где именно.