Адам Силвера - Что, если это мы

— Мне очень жаль. Звучит ужасно. Я не знал. — Он привлекает меня к себе и касается губами лба — легко, будто бабочка крыльями.

Желудок расплавляется и стекает в пятки. Все слова опять разбежались, так что я просто поднимаю взгляд и улыбаюсь.

— Я в порядке.

— Ты не обязан быть в порядке.

— Мне лишь неловко, что они решили выгулять тараканов при тебе.

— Поверь, у моих родителей тараканов еще больше. Сам увидишь.

И все сожаления мигом испаряются. Потому что… ВАУ. Бен Алехо хочет познакомить меня со своими родителями. Мы отправимся к нему домой. Я улыбаюсь до ушей, пытаясь придумать игривый-но-не-чересчур ответ, когда он вдруг заявляет:

— Мне нужно тебе кое-что сказать.

— Да?

Бен делает паузу, собираясь с мыслями. Вид у него такой, будто он сейчас упадет в обморок.

— Ты не обязан, — быстро замечаю я. — То есть можешь не говорить, если не хочешь.

— Нет, я хочу.

Олимпийская сборная по художественной гимнастике возвращается на желудочную арену. Он собирается сказать… то, что я думаю? А не слишком рано? С другой стороны, это Нью-Йорк, здесь люди времени не теряют. Надо срочно обдумать ответ. Признаться тоже? В смысле, если я не признаюсь, это же будет странно? Да и почему бы не признаться? Серьезно, почему нет?

— Это насчет летней школы, — наконец выдавливает Бен.

Я таращусь на него, ничего не говоря. Вот отстой. Моими щеками, наверное, сейчас можно осветить весь город. Интересно, я просто конченый идиот — или буквально чемпион по конченому идиотизму? Господи, только бы он не догадался, о чем я подумал. Потому что я в самом деле на секунду решил, будто он…

Окей. Ладно. Школа так школа.

— А что с ней? — спрашиваю я.

— Ну… — Бен опять умолкает. — Во-первых, между мной и Хадсоном действительно все кончено. Мы теперь даже не друзья. Ты ведь это знаешь?

— Конечно. — Я беру его за руки. — Дай угадаю: Хадсон издевался над тобой из-за летней школы.

Бен смотрит на меня как-то странно.

— Постой…

— И это говорит только о том, какой он мудак. Серьезно, Бен: я знаю, что он был важной частью твоей жизни и все такое, — но пусть идет на хрен. В летней школе нет ничего постыдного.

— Да, но…

— Он не имел никакого права тебя принижать. Может хоть обмазаться своими пятерками — он тебя все равно не заслуживает. И никогда не заслуживал.

Бен смотрит в пол.

— Надо вызвать лифт.

— Хорошо, но пообещай, что перестанешь оглядываться на Хадсона. Он ничего о тебе не знал. Слушай, ты охренительно умный. Просто сам этого не замечаешь.

Двери лифта разъезжаются.

— Ты очень добр.

— Я правда так думаю.

— Знаю.

Лифт начинает закрываться, но Бен успевает всунуть между створками ногу.

Я морщу нос.

— Не хочу, чтобы ты уходил.

— И я не хочу.

Он притягивает меня к себе, и я целую его на прощание — еще и еще, — пока вокруг нас сжимаются дверцы лифта.

Я откидываюсь на кровать. Все тело вибрирует — сердце, живот, даже кончики пальцев. Мысли будто заело. Ощущения такие, словно я вдруг очутился в любовной балладе.

Мозг услужливо повторяет сцены, как я целовал Бена. Держал его за руку. Смотрел в карие с крапинками глаза.

Надо ему написать.

Но едва я тянусь к телефону, как замечаю два непрочитанных сообщения от Джесси.

Первое: Привет!

И второе: Можем поговорить с тобой и И?

Конечно, что такое , — пишу я.

Она отвечает немедленно: Слишком сложно для чата. Созвонимся, ок?

Я принимаю видеовызов, по-прежнему лежа и улыбаясь, как идиот.

— Ого. У кого-то удался вечер, — говорит Итан.

Они с Джесси сидят на полу ее спальни, привалившись к кровати. Меня на секунду простреливает тоской от того, насколько привычна эта картина: их лица и голоса, фиолетовое цветочное покрывало Джесси.

Я ухмыляюсь.

— Поздно вы собрались потусить.

— Ты тоже, — фыркает Джесси.

— Туше. Так что это за слишком сложная для чата тема?

— Ну… — Они обмениваются взглядами.

— Ее нужно писать с заглавных букв, да? Сложная Тема.

Я смеюсь, но они даже не улыбаются.

— Погодите. — Я резко выпрямляюсь. — Меня ждет взбучка?

Джесси кажется испуганной.

— Что?

— Это из-за Бена, верно? Я совсем на нем свихнулся.

Я подношу руку ко рту, и Итан с Джесси снова переглядываются.

— Ну, ты почти все время о нем говоришь, — замечает Итан.

— Ребят, мне так стыдно.

Я медленно качаю головой. Этим летом меня точно ждет звание худшего друга на свете. Может, я из тех чуваков, у которых при влюбленности развивается туннельное зрение. А может, просто эгоист.