Адам Силвера - Что, если это мы

Четвероклассник Бен многое бы отдал за знание, что говорят о нем за спиной другие ребята-пуэрториканцы. Я откусываю от чурро с корицей. Тесто еще теплое — видимо, только пожарили.

— Какой попробуешь первым?

Артур берется за шоколадный чурро.

— Офигеть, — говорит он, умяв разом чуть не половину. — Почему я раньше о них не слышал? Это какое-то особенное нью-йоркское блюдо?

— Скорее испанское. Их подают на десерт в мексиканских ресторанах.

— Всегда считал себя адептом печенья, но уже готов обратиться в религию чурро. — Артур делает еще укус. — Ты мне прямо открываешь дивный новый мир. Честно говоря, я то и дело забываю, что ты пуэрториканец. Кожа слишком светлая, по-испански не говоришь. Только фамилия и напоминает.

Я застываю с чурро во рту. Артур продолжает жевать, как ни в чем не бывало, даже не подозревая, что секунду назад наступил мне на больную мозоль. На дворе 2018 год. Как люди — даже хорошие — могут продолжать говорить такое дерьмо? Впрочем, я тоже не образец тактичности — вспомнить хоть историю с Кентом. Я проглатываю, что могу, и бросаю остатки чурро обратно в коробку.

Вообще-то это не мое дело — учить людей следить за языком.

И не мое дело — читать им нотации, чтобы они не только не произносили, но и не думали глупостей.

Но я хочу видеть Артура хорошим человеком. Достойным. И чтобы меня он видел достойным тоже.

Я оглядываюсь на гуляк в парке — парочки, семьи, друзья, незнакомцы — и задумываюсь, как часто им портят настроение чьи-нибудь необдуманные слова. А затем утыкаюсь в землю, потому что не готов сейчас посмотреть Артуру в глаза.

— Я долго хотел фамилию Аллен, — говорю я наконец. — Окружающие вечно не могли сообразить, как произносится «Алехо», а вот с фамилией Аллен у них никогда не возникало проблем. Во втором классе учитель звал меня «Аледжо», пока мама не пришла и не дала ему втык. — Я не глядя чувствую, как Артур осознает, что именно сказал, и воздух между нами сгущается. — Знаешь, как меня бесит, что я не похож на пуэрториканца? Конечно, белая кожа дает свои преимущества, но пуэрториканцы вообще-то не рождаются как под копирку.

— Бен, прости меня…

— И не каждый пуэрториканец любит чурро или говорит по-испански. Я понимаю, что ты не имел в виду ничего плохого, но ты мне правда нравишься, и мне хотелось бы, чтобы я тоже нравился тебе настоящим. И чтобы ты знал меня настоящего — а не просто думал, будто знаешь, на основании дурацких стереотипов.

Артур придвигается ближе и кладет голову мне на плечо.

— Если бы я мог путешествовать во времени, то вернулся бы на пять минут назад и не вел себя как идиот. Понимаю, это пустой звук, но именно так я бы и поступил. Я бы даже отказался от возможности писать «Гамильтона» с Лином-Мануэлем Мирандой — который, если начистоту, все равно не взял бы меня в соавторы. Что угодно, лишь бы не делать тебе больно. А я сделал тебе больно уже несколько раз.

— Все нормально.

— Нет, не нормально. Мне правда очень жаль, Бен.

— Я же знаю, что ты не со зла. Просто нужно было расставить точки над i. Мне нравится моя национальность, и я хотел бы чувствовать себя пуэрториканцем не только дома, но и рядом с тобой. Потому что именно таков я настоящий.

— Значит, поджопника я не получу?

— Угу. Считай, что заслужил прощение своими словами про путешествие в прошлое. Хотя жаль, конечно, что тебе не удастся потусить с Лином-Мануэлем Мирандой. Придется довольствоваться менее знаменитым пуэрториканцем.

— Отлично. Мне еще кучу всего о тебе нужно узнать.

— А о Лине-Мануэле ты уже все знаешь, видимо?

— Я абсолютно ничего не знаю об обладателе Пулитцеровской премии Лине-Мануэле Миранде, который родился 16 января, закончил Уэслианский университет и назвал сына в честь краба из «Русалочки».

— Так, я пошел отсюда. — Я сгребаю коробку с чурро под мышку. — И ты лишаешься всех чурро-привилегий.

Артур набивает сумку магнитиками, открытками и футболкой с логотипом «Стрэнда», и мы отправляемся в Верхний Вест-Сайд, где обитает загадочный дедушка Мильтон. Район известен мне довольно хорошо. Раньше мы частенько зависали там с Хадсоном — из-за катка, а еще реки Гудзон. Иногда Хадсон вел себя так, будто ее и правда назвали в его честь. Сейчас уже Артур хочет посидеть со мной на набережной, и я упорно гоню воспоминания, как мы гуляли там с Хадсоном. Что же теперь, вообще никуда не ходить? Не дождется.

В любом случае, выбор у нас небольшой. Пригласить Артура в гости — значит поставить себя в уязвимое положение, да и слишком рано знакомить его с родителями. То есть я в принципе не против, но не хочу торопить события, как это получилось с мамой Хадсона. Большая ошибка с моей стороны.