Шандор Ласло-Бенчик - В тугом узле

Я направился к Переньи и сообщил, какие детали и какой материал мне нужны, он все без слов выписал, но велел, чтобы я зарегистрировал у инженера Энекеша их использование в изготовке гидрооргана.

Оттуда я пошел в столярную мастерскую, где мы вместе со стариком нарезали несколько дюжин дощечек и палочек. Затем я приступил к исследованию заводской свалки. Я усердно рылся там, пока не набрал разных железок, пластмассовых трубок, кусков олова, меди, жести, разных деревяшек, картонок. Я собрался сделать макет нашего гидрооргана. А делая макет, я смекну, что к чему, с чего начинать, чем заканчивать.

Я принес все обнаруженные сокровища в специально отведенный закуток и принялся работать. Проработал час и прервался. Пошел спросить у Яни Шейема, не приходил ли батя, не знают ли они о нем что-нибудь. Ребятам ничего не было известно. Батя пропал. Я поинтересовался о нем у Переньи, тот сухо сообщил: «Канижаи улаживает официальные дела». И все, больше он ничего не захотел сказать.

Я вернулся к макету и постепенно из палочек, жестянок сложил схему, потом стал делать каркас будущего гидрооргана. Так я постепенно намечал дорогу.

Когда прогудел гудок на обед, я нарезал трубки. Подгонял одну к другой с помощью пробок разного диаметра. Словом, как бы играл в конструктор, в котором все можно собрать и разобрать.

В столовой я сел за столик рядом с Марци Сючем. За соседним столиком сидели трое инженеров из управления: двое мужчин и одна женщина. Краем уха я услышал, что они говорят о Канижаи.

— Не хотела бы я сейчас оказаться на его месте, — заметила женщина. — А вообще-то мне жаль его.

— Sic transit gloria mundi, — провозгласил пожилой мужчина.

— Дядюшка Шани, мне на нервы действуют ваши латинские пословицы.

— Я просто говорю: так проходит земная слава.

— Получит выговор, и скоро все забудется, — небрежно бросил молодой инженер.

— Говорят, что ожидается страшный скандал, в этом деле замешаны многие, — перебила женщина.

— «Говорят, говорят…» — отмахнулся молодой. — Говорят, существовал когда-то римский папа, который на самом деле был женщиной.

— Ужасно, что вы так легко ко всему относитесь.

— Меня действительно эта история мало волнует.

— Хорошенькая взбучка бригаде не помешает. Их очень избаловали. Получается, только они работают, а другие — нет.

— Не волнуйтесь, все останется по-прежнему.

— Не думаю. После скандала?

— О скандале очень быстро забудут.

— Но факты — вещь серьезная, о них невозможно быстро забыть.

— Но на них можно не заострять внимание.

— Panta rei, — снова произнес пожилой.

— Дядюшка Шани!

— «Все течет», прошу прощения, это все, что я сказал.

— Дядюшка Шани, я, ей-богу, в один прекрасный день разделаюсь с вами!

И они сменили тему разговора. Я спросил у Марци, слышал ли он.

— Меня это вовсе не трогает.

— А мне не нравится.

— Ты завтра будешь вкалывать точно так же, как вчера. Остальное — чепуха. Зачем мне интересоваться вещами, которые я все равно не могу изменить.

— Марци, иной раз я тебе просто завидую. Мне в таких случаях все кушать хочется.

— Игра не стоит свеч. Хочешь головой в стену биться?! В один прекрасный день останешься лежать у стены с проломанной башкой.

После обеда я встретил Яни Шейема, который был взволнован не меньше меня. Он сказал, что пойдет разыскивать батю.

Вскоре парень вернулся и сообщил: Канижаи увезли в Шорокшар для повторного осмотра места происшествия. Оттуда все поедут в больницу: комиссия вторично будет разговаривать с Виолой. Яни узнал это у Беренаша, с которым столкнулся у дверей завкома.

— Дядюшка Лайош отделался общими словами, от которых я, честное слово, не поумнел.

— И все же что он сказал?

— Никто, мол, не собирается обижать товарища Канижаи. Проводится расследование несчастного случая. Но Канижаи как бригадир отвечает за все, поэтому, дескать, расспрашивают прежде всего руководителя.

— Но зачем такой цирк устраивать? И почему профсоюз не вмешивается, не отстаивает батю?

— Беренаш заявил, что факты не собраны и не проанализированы, профсоюз не может вмешиваться.

— Иными словами: скандал налицо, но его попытаются стушевать.

— Обожди, в качестве послесловия он кое-что добавил. Неофициально выразил сожаление: дескать, товарищ Канижаи упрям и самонадеян, и с ним невозможно по-умному поладить, договориться.

— Ну, вот вам, пожалуйста, я же говорю, у нас тут идет схватка на манер вольной борьбы.