Скарлетт Томас - Дочь олигарха [litres]

Но вместо этого дворецкий протянул Наташе голубой листок бумаги “смитсон” с номером телефона – цифры немного расползлись под дождем, но еще читались.

– От Тедди, – сказал он.

Может, написать ему эсэмэс? Но в таком случае с ним придется переспать? А хочет ли она этого? Нельзя ли просто прямым текстом попросить у него номер Калеба, или это будет выглядеть нехорошо, как будто бы она хочет переспать с Калебом, а не с ним? Может, надо было связаться с Тедди раньше? В конце концов, ведь прошло несколько месяцев с тех пор, как он дал ей свой номер. Наташа представляет себе лицо тети Сони за ужином, когда она признается, что не только возобновила свое расследование, но еще и наконец-то сделала что-то ради отца, ради семьи. Ведь по плану Тедди должен был ей понравиться, правильно? Отца Таш так до сих пор и не видела. Судя по всему, он находится в своем доме во Франции и пришлет за ней летом.

Если бы Таш пришлось прямо вот взять и выйти замуж за Тедди ради того, чтобы ее приняли в мир отца, она бы это сделала? Конечно. Она сделала бы почти все что угодно. У нее есть предчувствие, что мир этот ей не слишком понравится, но ведь это ее отец. Хорошо бы было раз и навсегда решить проблему секса, с кем-то настоящим. К тому же что может быть хуже, чем вернуться обратно на орбиту матери – туда, где сыро, где кусают клопы и все так жестко, и где Коля и его сестра до сих пор спят на голых матрасах, а согреваются по ночам только благодаря тому, что большой семейный пес спит у них под боком. У толстой матери Коли нет ничего, и это все объясняет. А вот у Наташиной матери есть две шелковые наволочки цвета слоновой кости – ими может пользоваться только она, а Наташа тем временем спит на единственной грязной подушке, которую ни разу не стирали и на которой наволочки вообще никогда не было.

Таш вбивает номер Тедди в вотсапе и набирает короткое сообщение. В общем, нашу школу закрыли, и я в Лондоне. Может, выпьем кофе где-нибудь в центре?

Сообщение выглядит так, как будто Таш ничего не стоило его написать.

Только если в Хэрроу , – почти в ту же секунду приходит ответ. – У меня после обеда теология и философия.

Таш отправляет сообщение Тиффани в Париж, пишет, что та даже представить себе не может, какие дела тут у Таш творятся, и все утро они переписываются, в основном на французском: Тиффани интересуется, какое Таш собирается надеть белье, а Таш отвечает, что это совершенно неважно, потому что она не станет спать с Тедди, тем более что это и невозможно, ведь у него теология и философия. Но, по мнению Тиффани, если дать мужчине понять, что на тебе чулки, он отдаст все на свете, лишь бы затащить тебя в постель. Можно сказать об этом напрямую (как бы в шутку) или просто намекнуть, а если хватит смелости, можно сделать так, чтобы он увидел их верхушку, хотя, конечно, тогда есть вероятность, что он примет тебя за шлюху.

Таш напомнила Тиффани, что встречается с Тедди просто для того, чтобы получить номер Калеба, ведь тогда она сможет узнать у него, что там было под замазкой, она же обещала.

А о Бьянке я вам вот что скажу… Что?

Когда выходишь из метро в Хэрроу, ощущение такое, что попал в прошлое – в одну из тех старинных английских книжек, которых Таш не читала, но о которых слышала. Как, например, те, с которых мальчики занюхивали кокаин. Тут сплошной красный кирпич, мох, старые надгробья и лишайник. Тедди ждет ее в кафе у церкви. Он выглядит как-то по-другому – не так, как она запомнила. Бледнее, но и веснушки тоже светлее. Нос немного вздернут. Пьет двойной эспрессо и кажется великоватым для изящного столика на двоих, стоящего у окна, которое выходит на кладбище.

Увидев Таш, встает. Говорит ей, куда сесть. Заказывает для нее макиато.

– Итак, – говорит он, – ты приехала со мной поговорить.

Здесь никакого куантро нет. Таш ощущает легкое отвращение – пожалуй, посильнее, чем ожидала. С другой стороны, Коля у нее тоже сейчас вызывает отвращение. Может, она превращается в лесбиянку, как и предсказывал Доминик. Может, скоро все мужчины будут вызывать у нее отвращение.

– Хочешь пирожное? – спрашивает Тедди.

– Нет, спасибо.

– Сэндвич?

– Ух, нет. Ну, в смысле, спасибо.

Дверь звякает, выпуская наружу посетителя, и звук примерно такой же, как когда писает мисс Аннабел.

– Так вашу школу закрыли.

– Ага.

Щеки Тедди слегка розовеют, как будто он яблоко сорта Гала, которое кто-то хорошенько потер о свитер. Он прикусывает губу.