Полина Санаева - Черная водолазка [litres]

Я сказала продавцу: «Не кладите так много – одна я столько не съем». Он посмотрел на меня грустно и попросил телефон. Кавказцы сочувствуют всем одиноким женщинам и хотят их спасти, хотя бы ненадолго.

К мусорке подошел мужчина с усами, в белоснежном поло и красных спортивных штанах. Под мышкой у него был противень. Мужчина достал из бака черный пакет, вывалил мусор на противень и стал спокойно его перебирать, светя телефоном из карманчика. Знаем мы это спокойствие, сейчас если не найдет, придет домой и тому, кто выкинул ту «бумажку, вот здесь же лежала», – мало не покажется. Хоть бы нашел.

Дети во дворах многоэтажек бегают в надувных жилетах и с плавательными кругами на талии. Маленький мальчик говорит другому такому же маленькому: сегодня папа купит арбуз. И оба солидно молчат. Предвкушают. Тот возраст, когда в обещания отцов еще верят.

Велосипедист проехал, чиркнул фонариком, девушка засмеялась, вдалеке кто-то нещадно буксовал. Как мне не хочется думать, о том, что дальше этой улицы, и вообще, что будет дальше.

В большом городе ты как в бескрайнем море, в маленьком – как на острове. В бескрайних городах волнуются, на островах отдыхают. Сидишь на кухне, смотришь в окно, и кажется, что земля надежно закреплена на трех слонах и черепахе, а пространство закругляется где-то невдалеке, там, где гора, а рядом небо начинает розоветь. Сла́ва маленьким городам. А то от всего бесконечного, типа вселенной и пробок на МКАДе, – голова болит.

В доме сквозняки как на корабле, занавески болтаются, и кажется, что где-то наверху должен быть тугой упирающийся парус. А море лежит в двух шагах от меня и молчит. Ни запаха, ни шума прибоя. А пограничники бдят. Настоящий военный корабль зависает на горизонте и всем своим видом показывает, что Каспийское – настоящее море, а не какое-то там озеро из учебника географии за 5-й класс.

В сумерках под окнами люди идут с пляжа и разговаривают обыкновенными человеческими разговорами. Эти разговоры укачивают и щекочут. Хочется пропустить эти разговоры сквозь себя, пусть струятся, убаюкивают, помогают абстрагироваться. Когда рядом не торопятся и делают что-то необязательное – играют в нарды, катаются на моторках или едят арбуз, то скорость падает и у тебя. И легко удержать ногу подальше от педали газа.

Тротуар на главной улице города в пятнах тутовника, и он сыплется и сыплется как апельсины в Испании, и угрожает белым футболкам, пацаны объедают его с веток. Все гуляющие обвешаны детьми и разговаривают не по телефонам, а друг с другом. В небе толпятся стрижи, их так много, что они задевают друг друга крыльями. Перед рестораном стоят платаны в кадках, лондонская телефонная будка светится на углу. Так неожиданно.

Я вижу, что под скамейкой сидит кот, и понимаю, как давно не видела котов самих по себе, без ошейника, зато с яйцами.

Темнеет рано, быстро и сильно. Над морем первозданная непроглядная темень, какой никогда не бывает в мегаполисе. Небо бархатное и близкое. Сейчас надо мной именно тот участок неба, под которым я чувствую себя в безопасности. Большой ковш можно схватить за ручку, то, что я считала Сириусом, оказалось Венерой, зато на привычном месте. Воздух влажный и густой, как бульон с комарами. Пахнет фумигатором и жареной рыбой. Хочется на берег, но ночью там невозможно, комары подпрыгивают и с разбега сквозь кожу впиваются в нервные окончания.

У меня отпуск. Хочется пить каждую минуту с маленькой ложечки. Хочется на ручки к великану. Хочется купить сеточку с детским ведерком и набором разноцветных пищалок в виде синего бегемота, желтого осьминога и малиновой морской звезды, расставить их ближе к прибою и больше никуда не ходить.

Среди ягод нашла смородиновый листок, отложила, чтобы заварить чай.

Самое лучшее в любви начинается, когда, попробовав что-то там рвать много раз, много раз решив, что вот с этим, этим и этим – невозможно мириться, а вот это – вообще убивает, садишься на чемодан в прихожей и понимаешь, что никуда не сбежишь, и никакой новой жизни не будет, и не нужна она, новая. Что пусть он будет такой, какой есть, каким может быть, каким умеет, что все равно больше никто не дает тебе счастья. И вот самое лучшее в любви начинается, когда после всего этого ты можешь обнять человека и понять, что ничего не кончено, и будет ли продолжение – неизвестно, и что это не важно.