Дэвид Митчелл - Под знаком черного лебедя [= Лужок черного лебедя]

Нам пришлось щуриться из-за солнца.

Хвосты рисовали красные закаляки на синем фоне и сами стирали их в полете.

– Ага, – согласился я. – Просто эпические.

– А каково это – работать с моим папой?

Мы сидели в «Капитане Шалопае», и официантка только что принесла нам рыбу с жареной картошкой. Дэнни откинулся назад, чтобы поднос уместился на столе.

– Майкл Тейлор. Дай подумать… У него хорошая репутация… Он справедливый, дотошный… не терпит дураков… Он замолвил за меня пару слов в нужные моменты, за что я ему буду вечно благодарен… Я ответил на твой вопрос?

– Угу.

Я залил свою рыбу кетчупом из специальной кетчупницы в форме помидора. Странно слышать, как папу называют Майклом Тейлором. Вдоль набережной зажглись гирлянды прозрачных карамелек.

– Похоже, тебе нравится.

– Я обожаю рыбу с жареной картошкой. Спасибо.

– Платит твой папа. – Себе Дэнни заказал креветки, хлеб и отдельно салат, чтобы построить сэндвич. – Не забудь его поблагодарить.

Он подозвал другую официантку и попросил банку «Севен-ап». Официантка тут же принесла ее и спросила, все ли нам нравится.

– О, все замечательно, – сказал Дэнни.

Она склонилась над Дэнни – так жмутся к горящему камину:

– А ваш брат что будет пить?

Дэнни подмигнул мне.

– «Танго», пожалуйста. – Удовольствие, что меня приняли за брата Дэнни, не уменьшилось даже от того, что Вешатель зажал слово «севен».

«Танго» мне принесла первая официантка.

– Отдыхать приехали, да?

– Бизнес, – Дэнни вдохнул в это скучное слово привкус тайны, – бизнес.

Вошли еще несколько посетителей, и официантки побежали их обслуживать.

Дэнни скорчил смешную рожу:

– Мы с тобой можем в цирке выступать – «два брата-акробата».

Из кухни «Капитана Шалопая» доносилось радостное шкварчание.

Заиграла песня Madness , «One Step Beyond» [18] «На шаг впереди» ( англ .). .

– А у вас есть, – я хотел сказать «девушка», но струсил, – братья и сестры?

– Это смотря каким методом подсчитывать. – Дэнни всегда старательно прожевывает, прежде чем ответить. – Я вырос в сиротском приюте.

Господи.

– Вроде приютов доктора Барнардо?

– Да, но мой был католический – нас гораздо активней кормили Иисусом. Впрочем, не настолько, чтобы травмировать на всю жизнь.

Я прожевал еду.

– Извините, пожалуйста.

– Не надо извинений. – Дэнни такие разговоры были явно не впервой. – Я же не стыжусь, с чего тогда тебе стыдиться?

– Значит, – (мама или Джулия на этом месте переменила бы тему), – с вашими мамой и папой случилось что-то ужасное?

– Ничего с ними не случилось, кроме друг друга. Передай, пожалуйста, кетчуп. Они живут и здравствуют, насколько мне известно, только по отдельности. Меня отдавали в несколько семей под опеку, но эти эксперименты каждый раз плохо кончались. Я был, что называется, «чрезмерно живым ребенком». В конце концов государство согласилось, что мне лучше всего будет у братьев-иезуитов.

– Кто это такие?

– Иезуиты? Почтенный религиозный орден. Монахи.

– Монахи?!

– Настоящие живые монахи. Они управляли приютом. Конечно, мрачные ханжи без чувства юмора среди них тоже попадались, не без этого, но немало было и отличных учителей, ревностно преданных своему делу. Многие из нас потом поступили в университет и благополучно отучились на стипендию. Нас кормили, одевали и вообще заботились о нас. На Рождество приходил Санта-Клаус. В дни рождения нам устраивали праздники. Просто рай, если сравнивать с детством в трущобах Лимы, Бангладеша, Момбасы, любого из пятисот городов, которые я мог бы назвать. Мы научились соображать на ходу, заботиться о себе и знать, что определенные вещи нельзя принимать как должное. Все это очень полезные навыки для бизнеса. А какой смысл тащиться по жизни, стеная «О, я несчастный!»?

– А вам никогда не хотелось познакомиться со своими настоящими родителями?

– А ты, однако, не из тех, кто ходит вокруг да около. – Дэнни закинул руки за голову. – Родители. Ирландские законы на этот счет несколько туманны, но родня моей биологической матери живет в Слайго. Владеют шикарным отелем или чем-то вроде. Как-то раз, примерно в твоем теперешнем возрасте, я вбил себе в голову, что должен убежать и повидаться с матерью. Я добрался ровно до автовокзала в Лимерике.

– А там что случилось?

– Гром, молния, град, огонь с неба. Самая сильная буря за много лет. Автобус, на который я должен был пересесть, задержался, потому что рухнул мост. Когда солнце снова вышло на небо, ко мне вернулось чувство реальности. И я дунул обратно к иезуитам.