Дэвид Митчелл - Под знаком черного лебедя [= Лужок черного лебедя]

– Ладно.

Но нам ужасно хотелось пить.

– Ну пошли.

Пьяные помпоны пчел зависли над лавандой.

– Тихо тут как-то. – Бормотание Дурана раздавалось чересчур громко.

– Угу.

А где же столы с товарами на продажу? Колесо лотереи, в которой можно выиграть бутылку сидра? «Охота на сокровища» с зарытыми в песок яичными скорлупками? Аттракцион «Попади в бокал мячиком для пинг-понга»?

Окна особняка вблизи не выдали никаких зрелищ, кроме нас самих на фоне зеркального сада. В кувшине оранжада утонули муравьи, так что я стал наливать лимонад, а Дуран держал бумажные стаканчики. Кувшин весил целую тонну, и в нем звякали кубики льда. Он отморозил мне руки. Есть куча сказок, в которых герои едят и пьют чужую еду и питье, и это для них очень нехорошо кончается.

– Твое здоровье. – Мы с Дураном изобразили, что чокаемся, и выпили.

От лимонада у меня рот стал холодный и мокрый, как декабрь, и все тело вздохнуло: «Ах!»

Особняк лопнул по швам, и люди хлынули из дверей вслед собственной болтовне. Они уже отрезали нам путь к отступлению. Большинство обитателей особняка были одеты в бирюзовые халаты, как тот человек, который наблюдал за пчелами. Некоторые, скрюченные, сидели в инвалидных креслах, которые толкали медсестры, одетые в форму медсестер. Другие шли сами – но какими-то рваными движениями, как сломанные роботы.

Я с дрожью ужаса понял.

– Это дурдом в Малом Мальверне! – зашипел я Дурану.

Но Дурана уже не было рядом. Я едва успел заметить, как он стремительно пронесся обратно по газону и протиснулся через дырку в штакетнике. Может, он думал, что я бегу следом, а может, бросил меня в беде. Но если я попытаюсь смыться и меня поймают, получится, что лимонад мы сперли. Маме и папе сообщат, что я вор. Даже если меня не поймают, за нами могут послать людей с собаками.

Так что у меня не было выхода. Надо остаться и найти кого-нибудь, кому можно заплатить.

– Огастен Моунс убежал! – Ко мне подлетела медсестра с волосами, похожими на швабру. – Суп исходил паром, но Огастена нигде не было!

– Вы говорите о том человеке, которого мы встретили в лесу? – Я сглотнул. – О том, который смотрел на пчел? Он там, в обратную сторону по верховой тропе. Я могу показать, если надо.

Я махнул рукой в нужную сторону.

– Огастен Моунс! – Она разглядела меня хорошенько. – Как ты мог?

– Нет, вы меня не за того, – Вешатель перехватил «приняли», – вы обознались. Меня зовут Джейсон.

– Ты думаешь, я из чокнутых? Я точно знаю, кто ты такой! Ты сбежал в погоне за своей инфантильной мечтой в самый день нашей свадьбы! Ради этого идиота Ганаша! Ради обещания, данного в детской! А еще клялся, что любишь меня! А потом услышал совиное уханье в ветвях елей – и умчался прочь, оставив меня с ребенком и… и…

Я попятился:

– Я могу заплатить за лимонад, если…

– Нет, не можешь! Смотри! – Кошмарная медсестра очень крепко схватила меня за руку. – Последствия!

Она сунула мне в лицо свое запястье:

– Последствия!

Отвратительные шрамы, реально отвратительные, сеткой пересекали вены.

– Это, по-твоему, любовь? Это, по-твоему, значит любить, уважать и повиноваться?

С каждым словом мне на лицо летели брызги слюны, так что я отвернулся и закрыл глаза.

– Какое – ты – имеешь – право – так – обращаться – с кем бы то ни было?

– Розмари! – к нам подошла другая медсестра. – Розмари! Я вам сто раз говорила, чтобы вы не брали нашу форму. Говорила ведь?

У нее был успокоительный шотландский акцент. Она ободряюще кивнула мне.

– Розмари, он для вас чуточку молод, и я сомневаюсь, что он значится в официальном списке наших гостей.

– А я вам говорила, тысячу раз говорила, что меня зовут Ивонна! Мое имя – Ивонна де Галэ!

Настоящая живая сумасшедшая из дурдома в Малом Мальверне снова повернулась ко мне:

– Слушай меня. – У нее изо рта пахло дезинфекцией и бараниной. – Такой вещи, как «что-то», не существует! Почему? Потому что все, что есть, уже начало превращаться в нечто другое!

– Ну пойдемте. – Настоящая медсестра уговаривала Розмари, как уговаривают пугливую лошадь. – Давайте-ка отпустим мальца. Или вы хотите, чтобы я позвала больших ребят? Позвать больших ребят, а, Розмари?

Не знаю, чего я ждал, но только не этого. Из Розмари вырвался вопль – он взмыл ввысь, разверзнув ей челюсти, шире и громче любого человеческого крика, слыханного мною раньше; он рос, как полицейская сирена, но гораздо медленней и трагичней. Внезапно все психи, все медсестры и доктора на лужайке застыли каменными статуями. Вой Розмари все карабкался, все сильней сбивал с ног, сильней обжигал, одинокий в пространстве. Его услышат за милю, а скорей всего, и за две. По ком она воет? По Гранту Бёрчу и его сломанному запястью. По жене мистера Касла с ее замученными «нервами». По Дуранову папке, ушедшему в ядовитый запой. По мальчику из колонии, скормленному псам. По Подгузнику, что слишком рано вылез из своей мамки. По колокольчикам, что не переживут одного лета. И даже если я прорвусь через спутанные плети ежевики, процарапаю ногтями крошащуюся кирпичную стену и заберусь в забытый туннель – даже там, в гулкой пустоте глубоко под Мальвернскими холмами, этот вой меня достанет. Без сомнения. Даже там.