Деб Калетти - Отдаю свое сердце миру

Она хочет вернуться домой.

«Боже, о чем я только думала? – мысленно обращается она к Кэт. – Это было глупо! Я глупая, глупая, глупая. Мама может приехать и забрать меня, и все будет так, словно ничего этого не произошло».

« Не будем забывать про “Стеклянный зверинец” [19] Пьеса Теннесси Уильямса, впервые поставленная в Чикаго в 1944 году и принесшая ему первый громкий успех. », – отвечает Кэт.

«Стеклянный зверинец?»

«Пьеса, которую мы ставили в девятом классе, разве ты не помнишь?»

«Конечно, помню».

«Ты повела себя точно так же, когда получила главную роль. Принесла домой сценарий, где были выделены все твои строчки, а потом перепугалась до чертиков. Ну же, Белль-Попка [20] Прозвище Belle Bottom (комический персонаж, пародия на Белль из сказки «Красавица и Чудовище»). . Соберись!»

Как будто Кэт сидит рядом с ней. Они неразлучны с тех пор, как единственные две девочки из шестого класса боялись уроков гимнастики. Они знают друг о друге все, и это самое ценное, что есть между людьми. Кэт была рядом, когда несколько лет назад Аннабель отправляла большое письмо Этому Негодяю Отцу Антонию после того, как он шокировал их всех переездом в Бостон, где собирался стать священником; и только Кэт она смогла признаться в том, что произошло между ней и Уиллом на яхте его отца. Аннабель с пониманием относилась к матери Кэт, Пэтти, и ее пьянству и хранила тайну Кэт о татуировке в виде крошечной бабочки. Кэт могла угадать, когда от волнения Аннабель что-то подсчитывает в уме, а Аннабель могла сказать, когда Кэт чувствует себя одинокой даже в шумной компании. Они знали, какие книги каждая из них любит и ненавидит. Сзади они выглядели такими похожими: обе узкоплечие, с длинными темными волосами и одинаковым вкусом в одежде – но при этом оставались разными. Кэт – более озорная и смелая, чем Аннабель, но и более циничная. Науки и математика давались Кэт труднее – она хотела стать писательницей. Ее бесили научно-популярные передачи; она кидалась подушками и пыталась перехватить пульт, но, если бы кто-то помешал ей дочитать книгу, ему бы не поздоровилось. Впрочем, различия не имеют большого значения, когда любишь человека.

Стук в дверь. Ивонна вручает Аннабель поднос с ужином: тушеной говядиной, зеленым салатом с оранжевым соусом, название которого Аннабель не может вспомнить, и сдобной гавайской булочкой вроде тех, что иногда подавали на ужин в доме Уилла.

– Вау, спасибо, – благодарит Аннабель.

– Ты просила что-то постирать.

Грязная одежда завернута в полотенце.

– Прошу прощения, все такое запачканное.

– Кажется, ты еще это хотела. – Ивонна протягивает Аннабель ножницы. Плотно сжатые губы Ивонны скрывают всякие эмоции, но слова сочатся подозрением: – Все в порядке?

По-видимому, она думает, что Аннабель нужны ножницы, чтобы перерезать себе запястья или еще для какого-то членовредительства, и ее можно понять. Аннабель видела свои глаза в зеркале ванной. В них застыло отчаяние затравленной жертвы.

– Все отлично! Спасибо! – Она добавляет несколько солнечных восклицаний.

Так весело она обычно щебетала, когда разговаривала с Терезой, своей начальницей в доме престарелых «Саннисайд». И с Клэр и Томасом, боссами и новыми владельцами пекарни, и со всеми школьными учителями, особенно с тренером Кваном. И с родителями Уилла. И с продавцами магазина Nordstrom. И с официантами. И с каждым взрослым, кто имел некоторое представление о том, что она за человек. Справедливости ради надо заметить, что иногда она говорила так же и с Уиллом. Бодрым и жизнерадостным голосом, даже если не чувствовала себя бодрой и жизнерадостной. Кто так говорил? Не она. Какая-то идеальная, выдуманная версия ее. От нее почему-то всегда ждут вежливости, а не честности.

Она ковыляет (и это плохо, очень плохо, пятки нестерпимо ноют) в ванную в конце коридора.

В последний раз оглядывает себя в зеркале, но не колеблется. Длинные каштановые волосы – с ними придется распрощаться. Ей давно следовало это сделать. Правда, это труднее, чем кажется, физически труднее, но, возможно, лишь потому, что волосы все еще влажные, а ножницы Ивонны тупые. Густые пряди падают в раковину. Она тянется к затылку. Если честно, ей наплевать, как это выглядит. Возможно, это спонтанное кромсание волос смахивает на клише кинодрамы, но ей все равно. Важно то, что копны больше нет.

В зеркале лишь ее некогда прекрасное лицо, теперь изможденное и несчастное. Волосы обрамляют его рваным шлемом, придавая ей сходство с поверженным воином. Выглядит она жутко. Наконец-то ее внешность соответствует внутреннему содержанию. Она выкидывает все, что может, в мусорную корзину. Ивонна придет в ужас. Еще подумает, что Аннабель скрывается от закона, что в некотором смысле правда.