Она видит Кэт, распластавшуюся на полу. Кэт на полу! Ее лица не видно, но это ее оранжевая футболка, и это ее кровь стекает по спине к джинсам, а рядом с ней… рядом с ней – Господи, нет, Господи, только не это! – Уилл. Это Уилл! Он здесь, но лежит на полу, в джинсах и своей любимой толстовке, и как-то неестественно согнут, как будто скомкан, а половина его лица… его красивого лица… просто месиво из сырой плоти и крови. Лица больше нет, и глаза тусклые, безжизненные, а грудь… Кровь хлещет и хлещет из его открытой груди.
Теперь Аннабель тоже кричит; этот дикий вопль вырывается у нее сам собой, и она идет к Уиллу и Кэт – своим любимым. Она идет к ним, но они пугают ее. Их тела пугают ее, и кто-то хватает ее за плечи. Она чувствует, что ее держат мертвой хваткой с двух сторон, но все кричит и кричит, а потом вырывается и бежит на улицу. Там тоже люди: ребята с вечеринки, дрожащие в мокрых купальниках после джакузи, соседи из ближайших домов. Грохочет забытая всеми музыка. Бесконечный тошнотворный ритм – бум-та-та-бум-та-та – служит фоном истерическим рыданиям, крикам, а теперь и завываниям сирены.
Аннабель останавливается на тротуаре и опускается на корточки. Разум по-прежнему отказывается понимать: как же так? Только что она была в ванной, а потом услышала хлопки и, спустившись по лестнице, увидела Уилла и Кэт, и кровь струилась по оранжевой футболке Кэт, а лицо Уилла… Аннабель зажмуривается, прижимает ладони к ушам и тихо раскачивается взад-вперед, взад-вперед, переживая свой страшный сон. Между тем вокруг еще больше машин, еще больше сирен и мигающих огней. Они прибыли так быстро, но кто знает, сколько времени прошло. Она все раскачивается, сидя на тротуаре, и ее тошнит прямо под ноги, и чьи-то руки снова поднимают ее с земли. « С тобой все в порядке? Ты не ранена? Ты в порядке? Ты не ранена?» – спрашивают ее снова и снова. Она не знает. Она не знает. Потому что все как во сне. Ничего из этого не может быть наяву, но это происходит наяву . Это происходит.
Реальность напоминает о себе потоком слез. Она рыдает на своей койке в фургоне. Дедушка Эд не спит. Он здесь, рядом. Она в его любящих руках.
– Миленькая моя, – страдает он вместе с ней.
– Я видела, я видела, я видела, я видела, – как заведенная повторяет она.
В холоде зимы сердце лесной лягушки замерзает и останавливается, дожидаясь весны, когда оно оттает и забьется снова.
Иногда людям тоже нужно пытаться вернуться к жизни.
Она не сможет это сделать. Аннабель за кулисами. Она дрожит. Дедушка Эд держит руку на ее плече. Айлин Чен, руководитель программы женских исследований [131] Женские исследования (феминология) – направление научной деятельности по изучению статуса и положения женщины на мировом уровне, в конкретном обществе или культурной традиции в определенное историческое время.
Университета Карнеги – Меллона, встает у микрофона и обращается к аудитории.
Вау, сколько народу в зале! Это тебе не группки студентов, с которыми Аннабель встречалась до этого. Айлин представляет ее слушателям. Странно слышать свое имя, эхом облетающее зал. Аннабель тошнит от волнения. Она старается не слушать, что рассказывает Айлин о ее марафоне и предшествующей ему трагедии. Вместо этого она концентрируется на постукивании по подушечкам пальцев и ощущении тяжести в кармане, где лежит медальон святого Христофора. Она концентрируется на том, что сказала мама, что сказали доктор Манн, Малк, Зак и Оливия, Доун Селеста и Люк: « Просто будь честной». Люк сказал ей это всего десять минут назад, прежде чем они с Доун заняли свои места в зале. С этим она справится. Она умеет быть честной. Но честность кажется такой мелкой, скромной и несущественной темой для выступления перед столь многочисленной аудиторией.
Микрофон пугает ее. Она еще никогда не говорила в микрофон.
– Я не могу. – Она поворачивается к дедушке Эду.
– Можешь, еще как можешь. – Впрочем, сам он весь в поту. На лбу испарина, лицо бледное, как будто его вот-вот хватит удар.
Зал аплодирует. Боже, они хлопают, приветствуя ее.
Это так неправильно. После всего, что она сделала, после всего, чего она не сделала, они не должны встречать ее аплодисментами.
– Я не могу.
Как мама-птица, дедушка Эд слегка подталкивает своего птенца вперед.
И, боже мой, она на трибуне. Ничего себе, сколько людей в этих красных бархатных креслах. Все идет к тому, что ее стошнит прямо здесь, на сцене. Карли Кокс, с которой случилась такая неприятность во время школьного спектакля во втором классе, так и не пережила позор. Аннабель собирается повторить тот же номер в Университете Карнеги – Меллона.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу