Ларс Лоренс - Утро, полдень и вечер

— Оставьте ребенка в покое, не то я…

Смитти ударом приклада в плечо заставил Моби замолчать, жгучая боль отдалась в его голове. Едва красные круги исчезли из его глаз, как Смитти и еще один мужчина, схватив за руки, поволокли Моби к машине.

— Попробуй сопротивляться, черномазый ублюдок! Мы вздернем тебя, как луковицу!

Моби пошел спотыкаясь. Оглянувшись, он увидел, что парень в очках уводит девочку, а она большими, печальными, без слез глазами смотрит вслед отцу. Конфету она потеряла, но ладонь ее все еще была выпачкана растаявшим шоколадом.

— Не бойся, дочка, — повторил Моби, хотя и понимал, насколько бесполезными могли показаться ей сейчас слова утешения.

Толстяк подтолкнул его ружьем, приказав замолчать и смотреть только вперед. Моби стало смешно от мысли, что Пончик боится за него: достаточно ему тряхнуть руками, как легионеры разлетятся в разные стороны, а толстяк и ружье выронит. Он вновь представил себе полчище младенцев и громко засмеялся, даже захохотал, насколько мог естественно, чтобы услышала Пончик. «Они ничего мне не сделают!» — с ликованием подумал он, и эта фраза напомнила ему о случае, происшедшем с ним в детстве.

По дороге из школы ватага белых мальчишек устроила ему однажды засаду и принялась избивать. Моби стал кричать, повторяя одно и то же: — «Вы ничего мне не сделаете!» И кричал до тех пор, пока мальчишки не отступились от него и не убежали, а он остался лежать на земле и плакал, но не столько от боли, сколько от сознания того, что в честной схватке может справиться с каждым из них, но никогда в жизни не получит такой возможности.

— Они мне ничего не сделаю-ю-ю-т! — крикнул он вслед дочери.

Моби цеплялся за эту фразу, как за талисман, который заставит этих головорезов, испугавшись его, поскорее втолкнуть в машину до того, как он решит вырваться и разделаться с ними. Все они знали, с какой легкостью Моби повредил Смитти шейный позвонок даже в такой безобидной игре, как индейская борьба. А что с ними будет, если он по-настоящему рассвирепеет? Они так же торопились избавиться от него, как он — вернуться к своей дочери.

У машины произошло замешательство. Кто-то уже поместил туда трех арестованных: Нестора Мартинеса, Анхеля Баттистини и маленького, похожего на мышь Хесуса Хуареса. У последнего было не меньше дюжины детей, уже от одного этого можно с ума сойти, но Хесус, к удивлению Моби, был совершенно спокоен.

— Ну, живо, полезай, — сказал Смитти.

Но один из помощников шерифа остановил его.

— Подожди, здесь уже полно.

Моби усмехнулся, ибо знал, почему тот возражает: для охраны его одного требуется не меньше трех вооруженных людей, а машина и без того уже битком набита. Моби, улыбаясь, остался ждать, а Смитти был вне себя от ярости. Он замахнулся на Моби, но тот приподнял локоть и легко отразил удар. Тогда Смитти ударил его прикладом в плечо, но Моби опять засмеялся. Один из помощников шерифа сказал:

— Погоди, Смитти. Давай посадим черномазого в машину Поли.

Моби показалось, что лицо Смитти выразило удовлетворение, хотя он и притворился недовольным.

— Мне самому надо бы с ним поехать, да не знаю, что делать с другими арестованными, — машина Поли слишком тесна.

Поколебавшись для вида, он подтолкнул Моби прикладом винтовки.

— А ну его к дьяволу! Возьми его, Поли, и отвези в Мраморный Каньон. Там тихо и безлюдно.

— Иди-ка ты, знаешь куда, — возразил Поли. — Я еду.

Поли был худой и болезненный. В машине, кроме него, сидел только один вооруженный помощник. Он вежливо и спокойно открыл перед Моби дверцу машины. Моби снова рассмеялся, на этот раз — совершенно естественным, не вымученным смехом.

Пончик помнила этого человека. Когда она училась во втором классе, он был их вожатым. И вот она снова в комнате второго класса, к стенам которой прикреплены кнопками рисунки, выполненные цветными карандашами, а на классной доске остались нестертыми какие-то записи. Но за учительским столом сидит не добродушная седеющая женщина с карандашом, воткнутым в узел волос, наподобие шпильки, а этот вот очкастый вожатый, который расспрашивает ее о папе. Напрасно она ожидала увидеть в классе старую учительницу. Так хороший сон превращается в кошмар, если вовремя не проснуться.

— Не знаю, сэр, — снова и снова повторяла она, и голос ее тоже звучал как во сне. — Честное слово, не знаю.

— Слушай, Териса. Так ведь тебя зовут?

— Тереса.

— Мы, Тереса, ничего не имеем против твоего отца. Ты должна это понимать. Очень может быть, что он невиновен.