Ларс Лоренс - Утро, полдень и вечер

Черт возьми, думал Бэрнс, тут их столько набралось, что, пока мы выпишем ордера на арест, все они разбегутся…

Прождав битых полчаса, Артуро Фернандес, Пабло Торрес и Лугардита Дестремадура решили, что в зал суда никто уже не вернется. Даже Хесус Ландавасо давно убрал свой веник и совок и исчез куда-то. Начальника полиции Ларсена и полицейского Сешенса на площади не было видно. Тогда и они решились выйти. Чтобы чувствовать себя уверенней, они старались держаться вместе. Шли медленно, потому что Пабло хромал, а Лугардита страдала ревматизмом. Так, втроем они направились в Ла Сьенегиту, и все трое были схвачены, не успев пройти и двух кварталов.

Подходя к дому и глядя на входную дверь, выкрашенную в синий цвет, Транкилино де Вака думал, что теперь ему станет легче. Но в душе было только отчаяние. Он не переставал удивляться тому, что остался жив. Ведь Бэрнс стрелял прямо в него (или так показалось Транкилино) и не попал. Как это могло случиться? Он ощупывал себя, желая убедиться, что на теле нет ни крови, ни даже царапины, которую он мог сгоряча не заметить.

Идя домой один, он не думал об опасности (и зря!), целиком отдавшись чувству невосполнимой утраты. Все кончено! Он был в отчаянии. Все кончено! За какие-нибудь десять секунд пошло насмарку все, что далось ценой трехлетних трудов. И еще говорят, что красные сторонники насилия!

Они и не представляют себе, как мало здесь коммунистов. Из-за того, что во время забастовки была проявлена замечательная солидарность, из-за того, что борьба увенчалась успехом, у многих сложилось впечатление, что каждый второй шахтер в Реате — коммунист. В действительности же коммунисты всегда составляли лишь горстку людей, забывших, что такое отдых, все свое время и все свои силы отдающих разъяснительной работе, чтобы шахтеры побороли инертность и апатию, а также чтобы не бросались в другую крайность — показную удаль; к тому же людям этим приходится корпеть над трудными книгами, написанными на непривычном для них языке, да еще выжимать из бедных, полуголодных людей пятицентовые и десятицентовые монеты. Таковы коммунисты: обыкновенные мужчины и женщины, за которыми следит полиция и которые рискуют жизнью, свободой и счастьем ради успеха, всегда могущего обернуться провалом, как это случилось сегодня утром.

Да, нас всего горстка, — думал Транкилино. И мысль эта повергала его в уныние и в то же время заставляла гордиться тем, что доброе семя, упав на плодородную почву, позволило вырастить множество других семян. Людям, стоящим вне этого круга, людям посторонним никогда не понять подобного чувства. Нет никакой пользы от плохого семени, брошенного в хорошую почву, или от хорошего семени, брошенного в плохую почву. И в том и в другом случае вырастут скверные плоды, хилые и не способные производить потомство. Поле зарастет сорной травой.

Но наше поле не погубили сорные травы! Хорошие семена, упав в благодатную почву, позволили создать профсоюз там, где он прежде никогда не выживал. Профсоюз выиграл забастовку, несмотря на вооруженные силы, брошенные компанией, властями города, графства и штата, и добился самой высокой на Юго-Западе зарплаты для рабочих. Конечно, это лишь первые шаги, но и они доказывают, что семена были добрые, почва плодородная и урожай обещал быть обильным.

Ну, а теперь что?

Была допущена ничтожная, однако трагическая ошибка, и разразилась катастрофа. Может быть, ошибка заключалась в недооценке отчаяния и опасного безрассудства врага? Или в переоценке собственных сил? Кто-то один из более чем ста человек решил тайно от других взять с собой на всякий случай револьвер, а когда взорвалась химическая бомба, потерял голову. Возможно, это был тот, с кем ты возился, уговаривая его не уходить от борьбы. Хэм Тэрнер часто говорил: в конечном счете ошибка есть ошибка, хоть «левая», хоть «правая». Трусость переросла в безрассудство, одна крайность перешла в другую, но и то и другое гибельно.

Значит ли это, что человек во всем должен быть безупречным?

Неужели недопустима никакая погрешность?

Неужели за просчеты надо всегда платить столь дорогой ценой?

Может ли человек, при всех присущих ему несовершенствах, успешно бороться со злом, тем более если носители зла вооружены?

Транкилино подумал о племени навахо — из этого племени происходила его мать, — в течение нескольких веков сопротивлявшемся тому самому злу, с которым боролся и он. Сопротивление кочевых племен длилось несколько столетий и закончилось их поражением, пленом и изгнанием на чужбину. Потом борьба прекратилась. А к чему привела пассивность? К безделью, разложению, вымиранию в неволе от голода и болезней. Выжило лишь тридцать процентов.