Виктор Брусницин - Мой милый Фантомас (сборник)

Даша смеется, легла руками на локоть мужа:

— Смотри какой забавный малыш.

— Никак на подобного подбиваешь.

— Я — за.

— Потерпи до дома.

Даша шлепает ладошкой:

— Егорка!..

Раз уже в разводе в общей компании одна дама специально для Даши, кажется, — та с очередным супругом присутствовала — с язвецой поинтересовалась у Егора: «Ну что, ты все один?» — несомненно, намекая: убедитесь, молодой человек, не долго-то по вам горюют. И ему показалось что в бывшей метнулось торжество, уязвленное начало. Впрочем, скорей всего, пригрезилось: в ней держалось и животное, и самочье, но не бабское. Советское, совестливое воспитание всегда управляло. Встретил Вику (Настьке подле десяти), хорошо подурнела — подкатил. Отвергла и услужила тем самым. Ну да что мы все о женщинах, было и помимо.

Однажды выложил — что на него наехало? Кажется, Настюхе было лет двенадцать. Уж года три не жили вместе, однако Егор регулярно приходил вообще и в частности заниматься с дочерью уроками.

Покоился ничем не замечательный день. Из шестого этажа, дом стоял на горке, город был хмур и понятен, облака близки и разнообразны, редкая синь неба делала обещания. Егор стоял у окна, в груди возилась сладкая горечь — беспричинная любезность, едкое наслаждение минутами — посещавшая его с тороватыми в последние годы интервалами.

Настя сидела над задачей по алгебре. Не справлялась, удалой ученицы из нее не выходило, однако ее явное неусердие, витающий взгляд наполняли пространство чем-то уютным, нужным. Егор пристально, постепенно следил за внешним житием вещей. Две девочки школьницы, разъединившись, обогнули порядочную лужу, валко раскачиваясь, медленно двигалась бабушка с тростью. Шелудивая собака бесстрастно устроилась в позе йога посреди шоссе, выкусывая блох, и автомобили уважительно и молча обтекали существо. Неподалеку на пешеходном тротуаре настырный воробей малоэффективно пытался выхватить у голубя заскорузлую хлебную краюху. Тот обескуражено и судорожно отклонял голову, глядел тупо и длинно. Затем размашисто лупил в корку и та неукротимо выпрыскивалась из-под клюва.

Настя закончила задачу и пусто сидела, не напрашиваясь на переход к следующему упражнению. Егор развернулся, подошел к серванту, прислонился, смотрел на дочь. Настя опасливо покосилась, в Егора потекла жалость, граничащая со страхом, беспричинным, неуемным. Подступила животная, жадная любовь, все в девочке было кровно и совершенно. Горло ополоснуло каленой горечью.

Егор отвалился от серванта, немного испугался. Пошел бродить по комнате, не глядя на отроковицу, та сидела неподвижно и, вроде бы, безразлично. Отец остановился у стола, мазнул рукой по шелковой скатерти, улыбнулся: «Никак Дашка не уймет провинциальной привычки к покрывалам». Сказал, не оборачиваясь:

— Ты понимаешь, доча, так нелепо устроена жизнь… Словом, я маму очень люблю. Что уж говорить про тебя, ты — всё… Может быть, поэтому и не живу с вами. То есть чтоб эту вещь не истязать… Да, я понимаю — как же так, скажешь, ты — как раз и находятся вместе, когда любят… — Егор вздохнул. — Не всегда… Да и по существу-то мы рядом… Странный оборот, правда? А вот и не странный, так случается… Ты не скоро поймешь, а может, и никогда не освоишь. Но поверь — я это замечательно чувствую.

Он повернулся, Настя смотрела настороженно, однако внимательно. Когда глаза встретились, сразу потупилась, поза стала неловкой. Егор подошел, обнял за плечи, Настя с излишней готовностью прислонилась. Засмеялся:

— Ну, это я так. Что-то нашло.

Когда уходил, обнаружил отличное настроение. Подумал: «Ну и ладно».

Скамья в парке, ласково трутся листья, лежачее солнце рассыпалось в ветвях. Володя кивает на прошедших девушек:

— А? По диагонали — ничего.

Егор:

— Угум.

— Тебе какие части тела у женщины больше нравятся?

— Те, что молчат.

Курят. Володя:

— У меня был случай. Приезжает как-то в офис Лизка с Лялькой. Мы уже как-то раз втроем упражнялись. Ну и вроде давайте повторим. И ты понимаешь — не встает. Почему-то Ляльку застеснялся… Она: а ты представь кого-нибудь. Попробовал, но как-то все это было сильно… кукольно… Я к чему это… В общем, когда у меня возникает необходимость подрочить, почему-то самые эффектные воспоминания — от одной подруги матери.

Егор:

— Фрейд — эго, сублимация.

— Елки, подзабыл, надо почитать.

— Зачем тебе? На саму эрекцию Зигмунд не влияет — точно говорю.