Жан-Мишель Генассия - О влиянии Дэвида Боуи на судьбы юных созданий [litres]

– Ахххххх!

– Погоди, я все объясню.

Мне бы следовало придумать что-нибудь поумнее, потому что предложение поделиться всей необходимой информацией заставило ее только ужаснуться и задрожать, но должен вас заверить, что такие моменты не способствуют работе мысли, и я ляпнул первое, что пришло в голову. Она отступила, схватила мое желтое полотенце и прижала его к себе, как щит. Стоя перед ней в чем мать родила, я никак не мог последовать ее примеру, вид моей бедной пиписьки потряс Мелани, и я думаю, что многие продвинутые читательницы ее поймут (хотя должен уточнить: вовсе не размер моего пениса способен вызвать подобную оторопь).

В несколько секунд томность в ее взгляде сменилась враждебностью.

– Оденься! – злобно бросила она.

Я подобрал с пола полотенце, но завязать его мне не удалось, я просто прикрылся им и сделал шаг к ней, протянув руку.

– Не приближайся! – закричала она.

Я схватил свою черную шелковую рубашку и влез в нее.

– Тебе не кажется, что ты должен кое-что мне объяснить? – процедила она.

Я обрушился на кухонную табуретку, она осталась стоять. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы собраться с мыслями.

– Как объяснить? Это так сложно и загадочно. Я сам не могу до конца понять. Наверно, нужно начинать очень издалека, с самого детства, с чего-то смутного и вытесненного из памяти, но это сильнее меня, как толчок, влечение, и это вовсе не игра, совсем нет, я такой всегда был, это в глубине меня, в самой глубине, в подсознании.

– Да, я понимаю.

Мелани аккуратно присела на краешек постели. Во взгляде больше не было агрессивности. У меня мелькнуло смутное ощущение, что я уже видел такой взгляд раньше.

– Я не такой мужчина, как другие.

– Понимаю… Ты трансгендер?

Мне в жизни не приходила в голову столь нелепая мысль, и я уже собрался ответить, что нет, ни в коей мере, но мое положение было крайне уязвимым. Земля стремительно приближалась, и мне предстояло вот-вот разбиться. Я поймал предложенный выход на лету, как спасительный шест, протянутый в последний момент, чтобы гибнущий птенец мог на него приземлиться.

Я утвердительно кивнул.

Некоторые из вас могут подумать, что я двуличен, так сказать, «и нашим, и вашим», но подобное метафорическое суждение было бы грубой ошибкой, меня надо принимать таким, каков я есть, а не пытаться вылепить из меня ваше подобие; я только защищаюсь и приспосабливаюсь к враждебному окружению. Я не собираюсь ради вашего удовольствия впихивать себя в шаблон. Тем хуже для вас, если вы зашорены или любите читать нравоучения. Это ваше дело, а не мое. И это у других проблемы с истиной. Но чьи проблемы: их или мои? И что значит – иметь «нормальное либидо»? Весьма расплывчатое понятие, и, как правило, зависит от того, кто задает вопрос.

А кто отвечает – всегда проигрывает.

Мелани задала вопрос, который мог ее успокоить. И только. Который вписывался в то, что она обо мне знала, и в ту комичную ситуацию, в которой мы оба очутились. Сколько дней и ночей мне пришлось бы говорить без передышки, чтобы я смог хоть на толику приблизиться к реальности, в которой живу, и дать ее прочувствовать, а если бы даже у меня было это время и она оказалась непредвзятой, внимательной слушательницей, я бы не нашел слов, чтобы разделить с ней свои переживания, потому что всегда остаются двойные смыслы, недоговоренности, неточности, да и просто несказанное. А главное – моя неспособность подобрать точные и действенные термины. Ноль шансов на успех. И ровно потому, что я заранее знал: миссия невыполнима, я слукавил и согласился с ложным предположением, которое ее успокоило, а мне дало отсрочку. Я ответил спонтанно, не осознав связь между вопросом и тем, кто его задал. Мелани не зря изучала психологию. Одним махом я превратился из мерзкого придурка, который решил обвести ее вокруг пальца, в объект изучения.

– Ты проходишь лечение?

Она сменила тон: вопрос был задан мягко, даже сердечно. Я понял, что меня не расстреляют, напротив, я получил право на условное осуждение, то есть смогу продолжать жить, как раньше.

– Несколько лет назад я сходил к психоаналитику. Даже к нескольким. Только это ничего не дало.

– Неудивительно. Что они в этом понимают.

Мелани обратилась в саму доброжелательность. Я узнал и ангельскую улыбку, и слащавую вкрадчивость, с которыми психоаналитики всегда задают свои хреновые вопросы.

– И ты хочешь оперироваться?