Наташа закатила глаза. Заводчики нахмурились – можно ли отдавать щенка в столь безответственные руки? Катюша смотрела на мать и на заводчиков взглядом, в котором было все – мольба, подступившие слезы, отчаяние, надежда.
Молли оказалась на редкость брехливой и психически нестабильной. За свое детство она умудрилась переболеть всеми возможными болезнями. Наташа ходила в ветклинику так часто, как с ребенком, то есть с Катюшей, не ходила. То у Молли дыхание слишком шумное, то она во сне вздрагивает, то лежит пластом целыми днями и всем видом показывает, что жизнь ей не в радость.
Молличка, как называла ее ласково Катюша, требовала особого питания, особого отношения и прочего «особого» – от собачьих игрушек, не травмирующих психику, до гардероба – собака мерзла и отказывалась закаляться. На свежем воздухе начинала чихать и изображать бронхит, кашляя как сенбернар-спасатель на ответственном задании или овчарка-пограничник после тяжелой смены. Никакого толку от собаки не было, как Наташа ни искала. Ни ласки, ни нежности, никаких милых облизываний, забавных ситуаций. Молли все время страдала и истерила на пустом месте.
Катюша попыталась с ней потискаться, но безуспешно: она не нашла от питомца душевного отклика, к тому же Молли в результате этих попыток стала подволакивать лапу. С подозрением на вывих Наташа отвезла собаку в ветеринарку, где вывих не подтвердился, а депрессия от пережитого стресса – да.
Катюша стала мечтать о кролике. Или крысе. Или, на худой конец, о хомячке. Мать могла понять дочь, но решительно ответила, что грызунов в доме не потерпит ни в каком виде. Тем более в виде кролика.
Наташа выгуливала Молли по утрам, чуть ли не таща собаку волоком на поводке – та категорически отказывалась гулять. Садилась на попу, и Наташе приходилось ее тянуть. Молли упрямо сидела на попе. Наташе упрямства было не занимать, и она продолжала тянуть. Так они проделывали половину пути – хозяйка тащила за собой собаку, которая сидела, развалясь, на попе и упиралась всеми лапами.
Наташа разве что не гавкала, рассказывая собаке, как она тоже не хочет вставать в шесть утра и тащиться в парк. Им, точнее Наташе, делали замечания все встречавшиеся по пути собачники. Мол, собаку вы не чувствуете, не понимаете. Наташа даже вспомнила, как гуляла с маленькой Катюшей и ей тоже все мамочки, а также бабушки – знакомые и незнакомые – делали замечания. Мол, не понимаете ребенка, не чувствуете.
Если бы существовали органы опеки над собаками, то Наташу давно поставили бы на учет как нерадивую и безответственную хозяйку.
После прогулки у Молли случался нервный срыв, и она пряталась под диваном. На любой звук реагировала лаем. Ну не то чтобы лаем, скорее истерическим скандалом. Молли срывалась на истошное повизгивание. Вот визжать она могла очень долго, без всяких проблем с дыхательной системой. Могла цапнуть за щиколотку, если та попадалась в поле ее зрения, и тут же сбежать под диван. Обычно Молли реагировала на щиколотку Наташи. Прикусывала не больно – она и кусаться толком не умела, – но всегда неожиданно и оттого обидно.
Наташа готова была смириться со многим. Но Молли, достигнув взрослого возраста, начала храпеть. И храпела так, будто она не собака-девочка, а собака – взрослый дядечка.
– Лучше бы я еще раз замуж вышла, – причитала Наташа, проснувшись среди ночи от этого храпа.
Катюше храп нисколько не мешал, ее пушкой нельзя было разбудить.
Молли часто становилось то ли скучно, то ли тоскливо, и она начинала грызть туфли, оставленные в коридоре, коврик в ванной, утаскивала под диван тапочки.
Наташа пыталась договориться с собакой, предлагая ей выбор – или ты храпишь, или грызешь. Но Молли не понимала. Или делала вид, что не понимает. Один раз Наташа пошла на крайние меры – разбудила храпящую, как муж, которого не имелось в наличии, собаку и ткнула ей обгрызенным ботинком в морду. У Молли вместо осознания содеянного и пробуждения совести случился еще один нервный срыв. Она начала как-то странно подвывать, высовывать язык и не засовывать назад, приволакивать заднюю правую лапу.
Наташа, выругавшись не как женщина, а как муж, которого, как мы помним, у нее не было и не предвиделось, запихнула Молли в переноску. Транспортное средство для собаки размером с две ладони стоило как новое вечернее платье для корпоратива, на который Наташа не попала из-за Молли и сгрызенных ею новых туфель.
В ветеринарке их приняли как родных и с ходу поставили диагноз: «девочка», то есть Молли, опять вся на нервах, а Наташа – плохая мать, то есть хозяйка, раз довела «бедную малышечку, пупусечку, кукусечку» до такого состояния.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу