Леонид Иванов - Леший

Степан долго сидел молча, обхватив ладонями гудящую голову и что-то медленно соображал. И вон он поднял лицо:

— А это, когда картошку-то сдали, ты ить три бутылки брала. Две мы вчерась выпили, а третья где?

— А не помнишь, Матрёне на растирания дала, она в этой водке мухоморы настаивала для ревматизмы. Могу сходить, рюмочку отольёт, ежели с мухоморами не побрезгуешь.

— Да иди ты со своей Матрёной и с ейными мухоморами! Я уж лучше так помирать буду, чем от мухоморов. Сбегай до Зинаиды, Христом-богом прошу! Помираю ить самым натуральным образом.

У продавщицы Зинаиды водку можно было взять в любое время суток. Она всегда держала дома про запас несколько бутылок, чтобы когда кому заноздрит, не идти по пустякам в магазин на другой конец деревни.

— Ой, глико-ты! И бога вспомнил. А нету Зинаиды, вчерась в район на два дня укатила. Говорила: «Запасайтесь, бабоньки, товаром, а то на два дня уеду».

Степан встал и уныло побрёл в горницу, рухнул на кровать, не в силах поднять за собой на постель ноги. Дарья ещё какое-то время возилась на кухне, потом Степан услышал, как она оделась и куда-то ушла, хлопнув калиткой.

Настало благодатное время для поисковой работы. Степан кое-как пересилил себя, поднялся и начал шарить во всех закоулках. Посмотрел на кухне в шкафчиках, заглянул в мешок с мукой, где легче всего было спрятать поллитровку, натянув брюки и свитер, сходил в хлев, уныло посмотрел на забитый душистым сеном сеновал: тут бутылку искать, как в стоге иголку — бесполезно. Поиски оказались безрезультатными, и Степан снова улёгся в постель.

Снова хлопнула калитка, потом Степан услышал, как жена вошла в дом, и сразу от дверей потянуло холодом.

— Ой, снегу-то навалило! — говорила, раздеваясь Дарья. — Прямо настоящая зима пришла.

Прошла в комнату, посмотрела на лежащего с закрытыми глазами мужа.

— Ты хоть жив?

— Не дождёсси… — через силу откликнулся Степан.

— Да я к Нюрке ходила, у неё бутылка была, да вы вчерась и ту выхлестали. Я-то ить и не знала, что вы им тоже дров притаранили. Говорит, угостила мужиков, а как же. Иван-то с Зинаидой в район уехал, дак вам больно хорошо досталось. Три пол-литры за день на двоих уговорили, не мудрено, что голова болит. Эстолько выхлестать! Сходи вон снег пооткидывай с дорожки, может, полегчает на свежем-то воздухе.

— Какой на хрен снег?! Я голову-то поднять не могу, а ты про снег. Поищи у кого другого. Не может быть, чтобы в деревне ни у кого из баб бутылки в заначке не было! — Степан уже начал раздражаться и своей беспомощности, и тому, что нет опохмелки. Да никогда не поверит он, что нет никакой возможности найти в целой деревне какую-то несчастную поллитровку! Просто надо зайти в два-три дома, да только жена не хочет.

— Ну, перетерпи немножко! — утешала Дарья. — Походи по улице, снежку покидай, хоть тропку разгреби. Там эть и правда столько за ночь навалило, как посреди зимы живём.

— Ну, нету у меня сил снег разгребать! — уже горячился Степан.

— Ну, тогда иди голой жопой снег оттаивай! Может хоть от этого полегчает, — вспылила и Дарья.

— И пойду, и буду оттаивать. Пока похмелиться не найдёшь.

Степан даже обрадовался возможности шантажа.

— Вот сяду и буду сидеть, внутренности себе простужу, радикулит заработаю, сама дрова колоть будешь.

— А не переломаюсь, и поколю…

Степан решительно поднялся с кровати, постоял, держась за ободверину, пока не прошло головокружение, сунул у порога ноги в разношенные ботинки, в которых вчера ездили в лес, и вышел во двор. Снегу действительно навалило добро! Снег хоть и лёгкий, пушистый, но было его очень много. На широкой лавке из церковной плахи лежал настоящий сугроб. Степан обернулся на окно, заметил, как мелькнуло за шторками лицо подглядывавшей за мужем жены, расстегнул брюки и, спустив их на поджилки вместе с трусами, сел на лавку, на которой столько было сижено с цыгаркой в руке.

Холодный снег остудил было пыл, а желание брать жену измором этаким шантажом быстро таяло и вместе с капельками оттаявшего под голой задницей снега утекало по волосатым ногам.

— Так ведь и точно можно запросто простыть, — появилась трезвая мысль, но Степан характером был твёрд и решил свою угрозу исполнить до конца. Когда снег протаял уже до самой плахи, Дарья вышла на крыльцо:

— Ну, и легче тибе стало? Иди домой, пришалимок, не смеши народ.

— Нальёшь, приду, — упрямо ответил Степан.

— Да где же я тебе возьму налить-то?

— А где хочешь! А только пока не нальёшь, с лавки не встану.