Леонид Иванов - Леший

Девки-то сразу захмелели, хохочут и хохочут. Ну, совсем, как наши бабы, когда напьются. Думаю, ну, сейчас, как наши, после смеха-то плакать начнут. А нет, так пока за столом сидели, всё хохотали да хохотали. Ну, мы с одним мужиком тоже приняли, второй отказался, верно, за рулём был. Ответственный! А то с пьяну-то да на их скоростях не мудрено куда угодно забуриться.

Вот, посидели мы, значит, поговорили про житьё-бытьё, они собираться стали. Мол, спасибо тебе, добрый человек, очень тронуты твоим гостеприимством. Скоро снова заедем. Может, и с собой возьмём. Ну, я и брякни, мол, одному-то мне у вас, поди, скучновато будет, особливо, ежели у вас там радива нету. Поеду, если и Дарью мою тоже возьмёте. Она скоро из санатории вернуться должна. Да, говорят, не проблема. Можешь ишшо хоть ково из вашей деревни взять. Иван, может вмистях махнём погостить?

— А обратно как?

— Дак ить, отправят, поди, на попутках. А ежели и там оставят, дак чо нам тут терять-то?

— Не скажи! — возразил Иван. — Дома тут, вон дров на две зимы заготовлено, картошки целый погреб, грибов насолили. Да и родители опять же тут похоронены. Кто за могилками-то ухаживать станет? И главно, ты хоть спросил у них, а там водка-то есть?

— Не спросил, — виновато согласился Степан. — Да и зачем она. Вон у меня с их гостевания стоит недопитая. Ежели будешь, налью.

— А сам будешь? — радостно спросил Иван.

— Не хочу что-то, — горестно промолвил Степан. — Наговор што ли какой сделали. Поди, я им тут тверёзый нужен, как дежурный по аэродрому. Вдруг там опять провода какие мешать будут, как я в пьяном-то виде на столб полезу?

— Дак вот, провода-то ты нахрена у Захаровны отрезал?

— Дак я тебе талдычу, талдычу, что они им взлетать мешали. Они со стороны бани на огород-то юзнули, а, видно, обратного хода у тарелки нету, взлетать по прямой надо. А тут наши с Захаровной провода висят. Вот я и обрезал.

— Степан, а ты может и вправду с перепоя-то немного того, свихнулся чуток? Говорят, это бывает, белая горячка называется?

— Да пошёл ты! — разозлился Степан на Ивановы подозрения в его ненормальности. — Знаешь ить, што у миня ухо с тово года текёт. Дак эть выздоровел! И поясницу боле не ломит. Вот! Только пожалился, вылечили махом Вот бы врачам из больнички у их так научиться! Да што болячки, не у тибя болело, не поверишь. Ты вон на огороде-то посмотри, до сих пор след от ихней тарелки остался.

Степан потащил Ивана за дом, где на картофельном поле действительно была будто вдавленная инородным телом круглая вмятина. То ли от огромной созданной прошедшими ливнями лужи, уже впитавшейся в землю, то ли на самом деле от какой-то летающей тарелки.

Иван долго смотрел на это пятно, сдвигал на лоб кепку, чесал в затылке, потом пожал плечами и начал пятиться назад.

— Видел? — строго спросил Степан. — То-то! А то свихнулся, свихнулся… Вы ишшо с Лешим меня на смех на всю Кьянду поднимите, мол, Степан допился до того, что инопланетяне привиделись. Пойдём в дом, я тебе их подарок покажу.

Мужики зашли в дом, Степан взял с комода и подал гостю какую-то эллипсовидной формы хорошо отполированную стекляшку. Тот с опаской взял в руки невиданную штуковину, повертел и сунул обратно.

— Может она излучает што?

— А хрен его знает! — Согласился Степан. — Может и излучает. И, главно дело, не помню, когда они мне эту штуковину подарили. Утром проснулся, смотрю, лежит на столе рядом со стаканом, от которого гость отказался. Может сто грамм налить?

— Знаешь, Степан, не по себе что-то. В другой раз, если достоит.

— Да достоит, я ведь теперича тоже не хочу. Вот смотрю на бутылку, а не хочется.

Мужики вышли на улицу, сели снова на лавку, молча закурили, погрузившись в размышления о невиданных чудесах. Потом Иван поднялся:

— Пойду, я Степан. Захаровне скажу, что провода мы с тобой послезавтра натянем.

— Ладно, Иван, ты иди, а я пока на лавке посижу. Может, они на обратном пути ишшо заедут. Обешшали же… Я их ничем не обидел. Чо бы и не заехать?

Едва вышли в озеро, распогодилось.

Леший внимательно посмотрел на небо, ещё час назад сплошь затянутое низкими тучами, а теперь больше напоминающее лоскутное одеяло, с синими клочками чистого неба. Тучи начали подниматься выше, и через их неровные прорехи то и дело хоть на минуту-две показывалось солнце.

— Ох, не к добру это! — думал Анемподист, видя явный предвестник скорых заморозков. Да и то, пора уж. Как-никак — середина октября, а осень выдалась дождливая, сырая, без единого солнечного дня, хотя в иные годы в это время бывали не только иньи, и снег выпадал, и морозы по несколько дён стояли. Потом обычно опять оттаивало, снег сходил, и основательно ложился только на Октябрьскую.