Луис Урреа - Дом падших ангелов

Левое предплечье чешется как сволочь. Новая татушка: портрет папы, молодого, со старомодными мексиканскими усами. И надпись ПАПА 4EVER. Обошлась ему в 260 долларов в Сан-Исидро [96] Сан-Исидро – район Сан-Диего, граничащий с Мексикой. – Примечание переводчика. . Хотелось почесать, но боялся, что ранки начнут кровоточить и запачкают новые шмотки.

Лало – последний из сыновей. Остальных забрала судьба. Один лежит здесь – близко к тому месту, где похоронят бабушку. Сразу подкатили слезы. Черт тебя побери, Браулио . Пятна крови держались на асфальте несколько дней, постепенно становясь коричневыми. Как озера смерти. Он с братвой стоял и смотрел не отводя глаз, и они тоже смотрели и смотрели, и плакали, и клялись отомстить. И мухи слетались, когда лужи крови подсыхали на солнце.

Почему никто не подумал смыть пятна? Мухи – блин, он ненавидел мух. В Ираке тучи этих долбаных мух. Хотя там кровь впитывается в сухую землю. Лужи быстро исчезают. Просачиваются сквозь пыль и гравий. Их видно, но словно в дымке, а вот запах – да, запах реален.

Он тряхнул головой.

А когда лужи высохли, налетели осы, усеяли их сплошным слоем и, подрагивая, отгрызали кусочки от подсыхающей кровавой корки. Браулио. Для него все в мире пропитано войной. Шрам на ноге огнем горит. Интересно, а его собственная кровь утекла в землю или какой-нибудь пес разгреб пыль и вылизал ее?

И другой его брат, его старший брат, ушел навсегда и даже не навестил ни разу. Индио. Да, окей, тебе же хуже . Culero [97] Педрила (исп.). .

Он покатил отцовское кресло быстрее.

– Я хороший сын, папа.

Старший Ангел поднял руку над головой, насколько смог, и Лало легонько хлопнул по ладони, погладил отцовские пальцы.

– Спасибо, mijo , – поблагодарил папа.

Старший Ангел торговался с Богом. Дай мне еще раз отпраздновать день рождения, и я все исправлю. Они навсегда запомнят этот день. И будут думать только о тебе, Господи. Про все эти чудеса, что ты сотворил. А? Типа как со мной. Как ты дал мне еще один день. Ты же все понимаешь, Господи. И тебе все по силам.

В памяти вспыхивали и гасли разрозненные картины прекрасного прошлого. Закаты над Ла-Пасом. Тени в руинах мексиканского собора, после того как рабочие выгребли оттуда птичий помет и дохлых голубей. Бесконечность складочек между бедер жены. Кит, которого он видел в море Кортеса, взмывший из воды и зависший над расколотой стеклянной гладью моря, словно сам воздух поддерживал на весу его невозможную громаду, и летающие рыбки, крошечные и белоснежные, словно попугайчики, проносившиеся под его выгнутым дугой брюхом и растворявшиеся в пене.

Он посмотрел наверх. Дождь до сих пор идет. Перла ненавидела дождь, но Старший Ангел понимал, что это знак. Грядет новая жизнь. Жизнь продолжается. Он вопросительно приподнял бровь, уточняя у Бога.

А там, впереди, Младший Ангел раскрыл зонт над Перлой. Она теснее прижалась к нему, и они вместе пошли по мокрой траве. Старшего Ангела не надуешь. Он знал, что Младшему всегда нравилась его жена. А кому нет? А что, если на одной из тех вечеринок, где текила лилась рекой… но нет. Невозможно. И с чего сейчас-то мучиться подозрениями?

Перла и Младший Ангел свернули в сторону, направляясь, он знал, к могиле Браулио. Но она так ни разу туда и не дошла. И сейчас начала оседать, рыдая, как он и предполагал. За десять лет так и не смогла преодолеть этот проклятый газон. Младший Ангел поддержал ее и почти поволок к месту похорон. Издалека ее сдавленные рыдания едва слышны. Но ему не по себе, как будто снится дурной сон. Ангел отвернулся, вбирая в себя окружающее – могилы, статуи, деревья, дождь, – потом опять перевел взгляд на жену и младшего брата.

А она тоже вся съежилась. Как и Старший Ангел. Маленькая стала совсем. Бедняжка Флака, в этом своем черном платье и шали. Кожа у нее по-прежнему очаровательно смуглая, хотя, по мнению его матери, чересчур смуглая. Мама Америка предпочитала мордашки посветлее. Но они с Перлой честно заслужили свои пигментные пятна, и шрамы, и родинки, и морщины. Ноги у нее искривились, и вены на них вздулись, но он отлично помнил, как Младший Ангел восхищался ногами Перлы, когда та была в расцвете. Как и второй его брат. Как и отец. Но Перла осталась его женщиной. И он восхищался ею такой, какой она была.

В молодости ей пришлось учить его, куда следует совать язык, но, однажды усвоив, он никогда не забывал.

– Я победитель, – вслух сказал он.