Андрей Шляхов - Клиническая ординаДура

— Люблю, — ответил Саша, удивившись такому переходу в разговоре.

— Если команда проигрывает ответственный матч, ее акции падают в цене. Никого не интересует, что у вратаря мама при смерти, а у центрального нападающего перед началом игры жену в роддом увезли. Обстоятельства неважны, важен результат, важен счет! Точно так же обстоят дела и у нас. Спонсоров не интересует сознательность участников исследования и прочие организационные моменты. Они дают нам деньги и хотят взамен получить качественное исследование своего препарата. Согласитесь, что это честно и правильно.

— Абсолютно!

— Наши партнеры возлагают на нас надежды, которые мы должны оправдать, иначе грош нам цена. Но потомственный сантехник Иван Иванович Иванов, которому мы предложили участвовать в исследовании, оперирует другими категориями. Он забывает принять препарат, но не забывает выпить перед ужином свой законный стакан водки, а вся эта безответственность приводит к искажению результатов. Вы можете сказать, что для участия в исследованиях нужно отбирать только ответственных людей и будете тысячу раз правы. Но где их взять? И как в момент отбора понять, кто ответственный, а кто нет? Истину можно установить только опытным путем. Вы машину водите?

— В принципе — умею, но своего автомобиля сейчас нет.

— Если прохудилось колесо, я его заменю и спокойно поеду дальше. С участником клинического исследования такой номер не пройдет. Коней на переправе не меняют. Допустим, что с начала исследования прошло шесть или восемь месяцев. Какая замена может быть на этом этапе? Можно только вывести участника из исследования, но этим увлекаться нельзя, потому что от количества участников зависит представительность исследования и его качество.

Адаев поерзал в кресле (кресло у него было роскошное, настоящий трон) и испытующе посмотрел на Сашу.

— Я прошу вас правильно понять то, что я сейчас скажу. Начну с того, что ни о каких фальсификациях данных не может быть и речи. Наука и мошенничество несовместимы. Если я узнаю, что вы хотя бы раз позволили себе «пошаманить» с результатом, то наши деловые отношения будут прекращены навсегда! Вы меня хорошо поняли?

— Хорошо, — кивнул Саша. — Очень хорошо.

— Вот и замечательно! На нашей кафедре принято получать результаты опытным путем, а не высасывать их из пальца. Но результаты нужно осмысливать. Их нужно анализировать, нужно вникать в суть, понимать, почему в данном случае вы получили именно такой результат. Мне не нужны бездумные автоматы, которые механически регистрируют данные, мне нужны думающие ассистенты, которые понимают, что они делают и умеют делать выводы. Правильные выводы! Если что-то пошло не так, вы должны понять, почему это случилось, и исправить положение.

Адаев замолчал и вперился пристальным взглядом в Сашины глаза, словно пытаясь что-то в них прочесть. Саша чувствовал себя немного неуютно, но глаз не отводил. Игра в гляделки продолжалась пару минут. Затем Адаев вздохнул и сказал:

— Нужен не только ум, нужна дипломатичность. Нельзя вести себя подобно слону в посудной лавке. Вы следите за ходом моей мысли?

— Слежу, но не до конца улавливаю, — честно признался Саша.

— Давайте я объясню на примере. Участник исследования приходит к вам на очередной прием. Вы смотрите, а ожидаемого результата-то нет, хотя он должен быть. В чем дело? Почему так произошло? Вы начинаете расспрашивать. Участник сначала юлит, а потом признается, что допускал большие перерывы в приеме препарата. Или же не признается, но вы чувствуете, что дело тут нечисто. Какими будут ваши действия?

— А какими они должны быть? — ответил вопросом на вопрос Саша.

По логике и правилам недисциплинированных участников надо выводить из исследования, но Адаев явно подводил его к другому ответу. Нет уж, пусть лучше профессор сам произнесет заветные слова.

— Дипломатичными, — ответил Адаев. — Умными. Нужно прикинуть, каким должен был быть результат на самом деле, если бы участник делал все как положено, и указать этот результат в протоколе. Это же будет не фальсификация, а исправление ошибки. Вы чувствуете разницу?

Никакой разницы Саша не чувствовал. «Если кражу назвать экспроприацией, то она от этого не перестанет быть кражей», всякий раз говорил отец, когда проходил мимо дома на улице Каминского, построенного его прапрадедом и экспроприированного в 1918 году. Если фальсификацию назвать «исправлением ошибки», то она от этого не перестанет быть фальсификацией. Неужели правы те, кто утверждает, что все клинические исследования представляют собой ритуал с предоплаченным результатом? (А так говорили даже некоторые преподаватели Тульского медицинского института).