Елена Чумакова - Гроздь рябиновых ягод

Однажды приехала крытая машина с автоматчиками и собаками. Пленные начали прощаться друг с другом. Но их погнали не на расстрел, а к железной дороге. Во время погрузки в вагоны трём военнопленным удалось бежать, в их числе был и Чернышов. Несколько дней скитались по лесу, не имея представления, далеко ли до линии фронта. Совсем обессилев от голода, вышли к выселкам. Хозяин спрятал их на сеновале, накормил, чем смог, а ночью за ними пришли партизаны.

Несколько месяцев Иван Михайлович воевал в партизанском отряде, но однажды обморозил ногу в худом валенке, пальцы почернели, начался жар. Партизаны сумели переправить его через линию фронта. В прифронтовом госпитале ему ампутировали три пальца и переправили дальше, в тыловой госпиталь. Гангрена отступала медленно, Чернышов опасался, что ему ампутируют всю ступню. Обошлось, выкарабкался. Он уже собрался выписываться, все его мысли были дома, но из госпиталя его забрали в ГПУ, месяц разбирались, при каких обстоятельствах он попал в плен, и не завербован ли немецкой разведкой. Отпустили внезапно, когда он уже перестал надеяться на скорое возвращение домой.

Через недельку приехали из Уфы дочки, обе счастливые – поступили, для них начиналась новая жизнь. Отчим решил, что перебираться в Уфу нужно всей семьёй, Настя его поддержала. К концу лета вопрос с переездом был решен.

Иван Михайлович устроился бухгалтером на один из эвакуированных заводов. Настя пошла работать мастером в пищевой цех того же завода. Поселились в самом центре Уфы, сняв две комнатки в двухэтажном деревянном доме на углу Революционной и Цюрупа.

Нина после лекций бежала в школу-интернат, куда её взяли на работу пионервожатой. Будучи сама по возрасту ровесницей старшеклассников, не понаслышке знающая законы детдома, она легко нашла общий язык со своими подопечными, и даже завоевала у них авторитет.

Лиза после занятий спешила на работу в Горпотребсоюз. Она приписала себе лишний год к возрасту, и её взяли счетоводом. Рабочих рук везде сильно не хватало, поэтому никто к году рождения в документах не присматривался.

В первые же дни яркую бойкую девушку пригласили в агитбригаду. А когда выяснилось, что Лиза не только хороша, как весенний цветок, но и прекрасно поёт и пляшет, она стала звездой коллектива. Агитбригада ездила с концертами по госпиталям, и как же раненые ждали выступления девушки, похожей на кинозвезду! При её появлении на измученных лицах расцветали улыбки, пусть на время, но они забывали о боли, о своих бедах. А Лиза смеялась и кокетничала, встряхивая льняными кудряшками, словно и не было войны, голода, холода, похоронок. Цветов Лизе не дарили, негде было их взять раненым, зато восторженных записок после каждого концерта набиралась полная сумочка. Придя поздно вечером домой, Лиза высыпала их на стол, за которым старшая сестра готовилась к завтрашним занятиям: «На, читай, старая дева! Так и просидишь за своими учебниками всю молодость!».

Много ли надо, чтобы у шестнадцатилетней девушки закружилась голова? Лиза решила, что её имя слишком обыкновенное:

– Ну что такое Лиза? Лиза-подлиза… не звучит. Называйте меня Лиля! Больше на Лизу я откликаться не буду, – говорила она, старательно накручивая папильотки.

И ведь добилась, упрямая девчонка, что даже Настя смирилась с её причудой и привыкла к новому имени.

Хозяйка квартиры удивлялась: «Чем ты, Настя, кормишь своих девок? Вон какие румяные, да пригожие!». А Настя и сама удивлялась, есть кроме картошки да свекольного жмыха нечего, а дочки, знай, цветут. И это несмотря на то, что обе стали донорами. У обеих сестёр оказалась ценная первая группа крови. За сдачу крови полагалась тарелка горячего супа с кусочком мяса и кружка настоящего чая с двумя кусочками сахара.

Днём, в промежутке между учёбой и работой, обе девушки частенько забегали на рынок, в ларёк к тёте Дусе, съесть пирожок с капустой, да и просто поболтать. Дуся всегда была им рада, выбирала пирожки порумянее и потолще, расспрашивала об их девичьих делах.

Как-то сырым и нудным осенним днём Дуся разговаривала с озябшей Ниной и вдруг заметила маленькую грязную ручку, тянущуюся из-под прилавка к приготовленному для гостьи пирожку. Дуся, вытянув шею, выглянула из ларька, глаза её встретились с двумя чёрными, круглыми, как бусины, глазищами на чумазом личике девочки лет трёх-четырёх. Не сводя немигающего взгляда с Дуси, девочка цапнула пирожок и бросилась наутёк, путаясь в полах большой рваной кофты.