Юлиан Кавалец - Танцующий ястреб

Нет, все-таки надо бежать из города и остаток жизни, эти, если повезет, двадцать с лишним лет, прожить в тихом доме, окруженном тихим садом. Пусть дом будет небольшой, но добротный, с небольшими окнами, похожий на маленькую крепость.

Как бы мне хотелось выпутаться из этой липкой, мохнатой, колючей сетки городских звуков, выбраться из этой каменной глыбы, скинуть с себя вибрирующую груду звуковых спиралей и линий, которые оглушают меня уже много лет подряд.

Родная деревня отвергла меня; что ж, придется прибегнуть к хитрости и поехать в другую деревню.

Когда большой город и лихорадка городской жизни останутся позади, я пущусь на хитрость: поеду на юго-восток в объезд родной деревни и, лишь убедившись, что меня не увидят быстрые кроличьи глаза всевидящих старцев, патриархов рода, и быстрые проницательные глаза моей высохшей работящей сестры, лишь тогда я изменю направление и поверну на юг.

Я куплю себе тихий дом с тихим садом в другой деревне. Хорошо бы, чтоб сад мой с двух сторон граничил с другими садами, а с двух других — открывалось раздолье полей и одно поле окаймлено было лесом, а другое — большой рекой или озером. Сад я огорожу проволочной сеткой, чтоб держать там разную живность. Заведу собак, кошек, козу или овцу. Животные будут жить у меня на свободе и с малых лет воспитываться вместо. Привыкнут друг к другу и не станут враждовать.

Я окружу себя деревьями, животными, птицами в отместку городу, который губит сады и поля, словно боится волнообразной смены времен года, ибо это и есть истинное течение времени. Город уничтожает зелень, ибо хочет остановить время, обманом сковать его камнем и железом из страха перед истинным течением времени — волнообразной сменой времен года.

Я собью со следа дальнозорких старцев, чьи быстрые красные глаза-огонечки зорко следят за восхождением рода. Обману стариков, снующих по первой зоне деревни. Их ничего не стоит обмануть, обвести вокруг пальца. Достаточно немного изменить направление; поехать сперва на юго-восток, потом, сделав большой крюк, повернуть на юго-запад, а затем — на юг. Как ни дальнозорки старики, на таком расстоянии они ничего не разглядят.

Все-таки я обману вас, старики, — удеру из города и поеду в деревню, такую же, как ваша, найду сад, такой же, как ваш; сниму начищенные до блеска ботинки и обую сапоги, просторные и удобные, как ваши.

Я обману вас, ибо моя одежда и жизнь ничем не будут отличаться от вашей; как и вы, я поселюсь среди деревьев и взгляну из-за них, как из-за каменной стены, на мир.

Куплю себе тихий дом в тихом саду.

Узнав об этом, вы сердито будете ходить взад-вперед скрипучими старческими шажками. Да, гнев приведет в движение ваши одеревеневшие фигуры, а может быть, вы, просто рассмеетесь и скажете: «Да он ошалел, умом тронулся!» Ибо, по-вашему, только сумасшедший может желать уподобиться вам.

Вы простите меня, лишь уверовав, что я лишился рассудка, сошел с ума, а с такого и взятки гладки, ему все простительно, он не ведает, что творит и куда путь держит.

Тщетно было бы пытаться переубедить вас: «Разве только сумасшедшие могут хотеть вернуться в деревню, к вашим обычаям и жить среди зелени?» — «Да, — ответите вы, — только безумец может добровольно влезть в нашу шкуру, безумец, который не ведает, что творит; только сумасшедший протягивает руки к деревьям и животным».

«Разве человек, который купил себе дом с садом, завел домашних животных и кур, сумасшедший?»

«Да, сумасшедший, ибо опираться на ветвь собственного дерева, стряхивать яблоки с собственной яблони, гладить собственных кроликов и сыпать зерно собственным курам, — безумие».

Так кричат или думают про себя патриархи нашего рода; так кричит или думает про себя моя высохшая, как щепка, сестра.

Так кричат те, кто неусыпно следит, чтобы наш мужицкий род прокладывал себе дорогу и верховодил в больших городах, чтобы выходцы из нашей деревни проворно, как пауки, сновали по паутине городских звуков.

Этим неусыпным стражам пока невдомек, что я намерен купить себе дом в другой деревне, тихий дом в тихом саду; но когда я куплю его, они проведают об этом. Придет время, когда старики занедужат, их станет донимать боль в животе или в суставах, в сердце или в мочевом пузыре; усилится кашель, одышка, лица сделаются багрово-синими — верный признак запущенной астмы.

Вот тогда они приедут в большой город на поиски хороших докторов. Преодолев со своими болями все четыре городские зоны, доберутся до старого города, пропитанного вонью подвалов, где я раньше жил. Дотащатся до моей двери, постучат, приготовив кадыки и губы, чтобы сказать: «Мы приехали к тебе, чтоб ты нашел нам хороших докторов, нам очень худо».