Евгений Гришковец - Узелки

Но потом, когда уже вечерело, папа срезал мне упругий прутик, очистил его от листиков и сказал, что это будет моя удочка. Я весь воспрял, опять стал серьёзным и собранным. Такой радости я не ожидал… Точнее, ожидал, но не знал, что она случится так скоро.

Прутик мой, конечно, был совсем коротким по сравнению с папиной складной удочкой, но он был мне по силам. Папа привязал к нему настоящую леску и наладил поплавок из бутылочной пробки, проткнутой спичкой. И крючок папа привязал. Я присутствовал и внимательно следил за приготовлением моей снасти. И помогал. Два раза подал папе ножик. А это было серьёзным делом. Ножи прежде мне в руки брать не разрешали, а тут папа попросил его подать.

Я изнемог от ожидания своей рыбалки. Но мне сказали, что надо подождать, потому что рыба ловится только утром и вечером, когда будет почти темно. От нетерпения я поминутно спрашивал маму, достаточно ли уже темно, и постоянно смотрел в вечернее небо, в котором тучи с одной стороны были розовые. Мама говорила, что ответ на мой вопрос знает папа. Но папа ушёл куда-то и унёс мою славную удочку. Я тогда весь извёлся.

– Ну! Готов? – радостно и громко спросил папа, вернувшись.

– Готов! – громко отрапортовал я и засуетился.

Надо было надеть сапоги, взять наживку и самое главное – ведро! Мне дали бидончик, но я решительно отказался и взял ведро, с которым рыбачил папа. Я собрался очень быстро. Взрослые наблюдали за этим и улыбались. Улыбалась даже чужая мама, которая мне не нравилась.

– А где удочка? – растерянно спросил я, сообразив, что главного предмета нет.

– На берегу, – сказал папа, – я её уже забросил, пойдём быстрее, а то рыба всю наживку съест.

Меня не нужно было уговаривать. Я хотел бежать к реке, но папа придержал меня, и мы пошли вместе.

К моему удивлению, чужие родители отправились за нами следом. И мама тоже. Никто не соблюдал тишину. Все говорили в голос, шагали без всякой осторожности.

На берегу я увидел свою удочку, воткнутую в песок, леска уходила в воду, и там плавал мой поплавок, подозрительно близко к берегу. Поодаль смеялись, громко говорили и бросали камни в реку невзрослые. Я попросил папу запретить им это делать.

– Ничего, – сказал он, – пускай! Они там шумят, и вся рыба плывёт сюда. Поставь ведро и осторожно возьми удочку.

Я исполнил папино указание. Конец удочки, который оказался у меня в руках, был мокрый и весь в песке, но это не имело значения. Я держал свою снасть твёрдо и стоял у самой кромки воды не шелохнувшись.

А взрослые обступили меня и говорили между собой. Они всё делали не так, как меня учили. Я понимал, что в такой обстановке рыбу поймать не получится.

– Чччч! – серьёзно шикнул я на всех.

На миг возникла тишина, а потом взрослые рассмеялись.

– Серьёзный рыбак! – сказал чужой папа.

– Строгий мужчина! – сказала чужая мама.

И смех повторился. А я напрягся. Слова похвалы прозвучали не так, как хвалят или восхищаются.

– Ребята, – сказал мой папа, – ну правда, не шумите! Рыбачит человек…

– А по-моему, клюёт, – сказал чужой папа громким шёпотом.

– Где? – серьёзно, тоже шёпотом, спросил мой. – Ну-ка, ну-ка… Точно! Клюёт… Приготовься, сынок… Не спеши… Когда скажу «тяни», сразу дёргай!

– Ты посмотри, как клюёт! – с казал ещё один папа. – Чего ждать? Уйдёт рыба…

– Погоди, сынок!

– Да клюёт же!..

Все заговорили вокруг меня разом. А я смотрел на поплавок, и с ним ничего особенного не происходило. Но взрослые были уверены в обратном. Они лучше меня всё понимали и видели, в этом я не сомневался и сжал свою удочку руками изо всех возможных сил.

– Тяни! – громко крикнул мой папа.

Я рванул удочку сразу…

Усилие и какой-то вес мои руки почувствовали. Но трепета удочки, сгибания её тонкого конца не случилось. Я дёрнул и сразу вытащил из воды рыбу. Точнее, рыбку, небольшую, но настоящую. Взрослые захлопали в ладоши, что-то радостное закричали, а я глядел на рыбу, которая не дрыгалась, не растопыривала плавники, не брызгалась, а прямая и ровная раскачивалась на леске моей удочки.

Я понимал, что точно выудил рыбу из реки, в этом сомнений не было… Но и восторга в моей душе тоже не было. Я переводил взгляд с рыбы на взрослых и обратно.

– Ну, молодец! – сказала чужая мама, которая мне не нравилась. – Вот это улов!.. Теперь мы голодные не останемся!.. Уху сварим! Всех накормим…

«Из одной рыбы уху не варят», – хотел сказать я, глядя на ту женщину, но промолчал, бросил удочку, подошёл к своей маме и обнял её там, где позволял мой рост.