Молчание Родионова еще больше подогревало интерес к нему. Скажу даже больше: натовские спецслужбы развили небывалую активность, чтобы заблаговременно вынюхать содержание выступления Родионова, чтобы оно не стало неожиданностью и можно было подготовиться к скоординированным «упреждающим мерам». В тот день я по неопытности чуть не влип в историю, которая могла бы сулить мне очень большие неприятности.
Когда наша делегация прибыла в штаб-квартиру НАТО в Бергене, ко мне подошла переводчица Соланы, чтобы уточнить порядок проведения пресс-конференции. Она вспомнила бывшего пресс-секретаря министра Елену Агапову, особый акцент делая на том, что «с ней легко работалось». Мне, естественно, не хотелось работать хуже Агаповой, и я пообещал, что со мной тоже проблем не будет.
Как только я проглотил эту наживку, сразу же последовала подсечка: переводчица попросила дать ей текст выступления Родионова, для того чтобы можно было заранее перевести его и таким образом не допустить неточностей в синхронном переводе. Тем более, утверждала моя собеседница, «Елена Александровна никогда не отказывала»…
Я уже протягивал переводчице текст речи министра, когда мое предательское намерение было пресечено твердой рукой нашего военного атташе в Норвегии.
— Этот текст вы получите через пять минут после выступления Родионова, — сказал он переводчице с американской улыбкой, — у нас сейчас новые требования.
Я до сих пор признателен полковнику.
Благодаря ему я вернулся на Родину действующим, а не отставным офицером.
Дело в том, что в речи Родионова было несколько таких принципиальных моментов, о которых натовские генералы не должны были знать заранее. Если бы это произошло, они смогли бы быстро провести скоординированную атаку на нашего министра на совещании. Идя же на него с незасвеченными картами, Родионов находился в выгодном положении.
Но Берген ничего не изменил.
Натовские генералы услышали из уст Родионова: «Мы против расширения альянса на Восток. Мы за то, чтобы усилить роль организации по безопасности и сотрудничеству в Европе».
Натовцы делали вид, что плохо слышат.
Они вели себя почти так же, как ведут себя генералы победившей армии с побежденными.
Улыбки не сползали с их лиц.
Нам было не до улыбок…
В состав российской военной делегации, которая в сентябре 1996 года отправлялась в норвежский город Берген на переговоры с натовцами, я был включен в самый последний момент. В самолете начальник Управления внешних сношений Генштаба контр-адмирал Анатолий Негреев сказал мне, что накануне помощник американского военного атташе в России задолбал его факсами, прося подробную справку на «непланового» члена российской делегации.
А когда же Анатолий Дмитриевич увидел, с каким кейсом я лечу в Норвегию, он улыбнулся и предрек:
— С таким чемоданом ты поставишь на уши все натовские спецслужбы.
Он оказался провидцем…
Мой новый «дипломат» имел внушительные размеры и загадочный вид. Он был «наворочен» электронной панелью с цифровой клавиатурой, шифр-замком, пейджером, часовым табло и будильником. В нем был хитро вмонтирован мобильный телефон, а блестящие боковые защелки очень напоминали скрытые объективы фотоаппарата или кинокамеры, ручка — приемо-передающую антенну. Все это вместе создавало впечатление мобильного разведывательного центра.
Уже перед посадкой в машину в норвежском аэропорту я заметил среди многочисленных секьюрити высокого блондина, который попеременно приклеивался острым взглядом к моему лицу и кейсу.
Когда Родионов, Солана и их переводчики удалились для переговоров с глазу на глаз, остальным членам нашей делегации было предложено находиться в отдельной комнате. Со своим кейсом я не расставался ни на минуту — в нем были секретные документы.
В комнате ожидания курить было запрещено, и я с кейсом в руке вышел в коридор. Высокий блондин стоял под дверью и смотрел на меня настороженно. В том, что это «хвост», уже никаких сомнений не было (к каждому члену нашей делегации во время визитов за рубеж всегда приставлялся негласный персональный наблюдатель, который непрерывно вел «объект» от минуты прилета до момента отлета, фиксируя все контакты и перемещения).
— Извините, где здесь можно курить? — спросил я у блондина на плохом английском языке.
Он ничего не понимал или прикидывался.
Тогда я достал из кармана пачку сигарет и показал ему. Он четким жестом уличного регулировщика указал мне в маленький холл напротив, где на журнальном столике еще дымилась в пепельнице чья-то сигарета. Как только я погасил в ней и свой бычок, мой надзиратель тут же сурово указал мне на дверь комнаты. Уходя, я у открытого окна полной грудью жадно втянул в себя фальшивый воздух натовской демократии и побрел в узилище. Мой конвоир молча шел следом.
Читать дальше