Виктор Баранец - Генштаб без тайн. Книга вторая

И меня оберегала от полного отчаяния лишь мысль о том, что так не может быть бесконечно, что сам этот несправедливый уклад российской гражданской и военной жизни, бдительно охраняемый Кремлем и теми, для кого наступила «золотая эра», будет накапливать в народных толщах недовольство, которое неминуемо и со страшной, присущей лишь бунтующей русской душе силою, когда-то взорвет этот негодный строй «мнимого народовластья» (И. А. Бунин).

И тогда уж никакая директива, никакой приказ, даже под угрозой расстрела, не заставят армию обратить штыки против тех, кто будет устанавливать подлинную, а не бандитско-воровскую демократию…

…Еще никогда, как в последние восемь лет, я не испытывал такого ощущения, что и страна, и армия стали жить в каком-то зомбированном мире. В людях рушилось самое святое: честность, доброта, уважение к труду, вера в то, что твоя работа нужна Отечеству.

На смену всему этому упорно вползали в души человеческие ложь, маниакальное стремление к воровству, почти звериная агрессивность, эгоизм, желание иметь много денег, не зарабатывая их честным трудом. А исконно сидевшее в русском характере священное чувство ответственности за защиту Отечества стало превращаться во что-то второстепенное, никому не нужное, лишнее. И даже — опасное.

Когда я был на выпускном вечере в одной из московских средних школ в Крылатском, многие родители говорили: «Самое страшное, если ребята попадут в армию».

Эти ребята еще сидели на школьной скамье, а их родители собирали в чулки рубли и доллары, чтобы откупить своих чад от службы в Вооруженных силах.

Толстая тетка в метро размахивала брошюркой с названием: «1000 способов освобождения от службы в армии». Кто не находил способов отмазаться от армии, пополнял армейский строй, где его встречала суровая действительность: кулаки «дедов», полускотское существование в казарме, бесконечные хозяйственные работы в части или на командирской даче, сигарета, набитая «травкой», и вечно матюкающийся сержант…

А поутру вместо стрельб, учений, полетов — вновь почти лагерная жизнь сотен тысяч молодых людей в военной форме, хорошо видевших, сколь отвратительно все это и для их офицеров-командиров, потерявших смысл своего предназначения, мечтавших о сокращении или ждущих его и часто топивших этот «комплекс» в безудержном, кабацком пьянстве.

Есть у нас в Минобороны Центр военно-социологических, психологических и правовых исследований. В свое время, когда его возглавлял полковник В.Андреев, Центр давал нашему арбатскому руководству богатую пищу для размышлений: в его аналитических материалах содержалось много ценной информации о том, чем «дышит армия».

В частности, Центр изучал психологические и нравственные установки военнослужащих различных категорий. Однажды мне удалось раздобыть конфиденциальный документ об отношении военнослужащих к выполнению своих служебных обязанностей. Материал показывал мрачную картину: очень многие люди в погонах не видели смысла усердствовать при выполнении воинского долга и признавались, что делают это недобросовестно. Более 50 % солдат и сержантов признавались в своем нежелании служить. Каждый третий офицер мечтал уволиться…

Я хорошо запомнил, какие страшные слова сказал однажды в телекамеру офицер после штурма Грозного 1 января 1995 года:

— Я не знаю, кто именно и зачем послал меня и моих сослуживцев на эту войну. Но когда я возвращусь домой, я буду мстить всем, кто довел нас до такой жизни.

А у десантников слово железное…

…Между арбатскими генералами и офицерами снова идут горячие споры о том, почему гниют нравственные устои армии. «Старый идеологический волк», мой друг и духовный наставник запасной полковник Владимир Петрович Дроздов, сказал однажды:

— Армия осталась без идеи.

Наша генштабовская молодежь закудахтала: а как же тогда «главная идея — защита России»? Полковник Владимир Уватенко съязвил:

— Лично мой священный долг — полтора миллиона. Соседу.

Я слушал эти и серьезные, и юморные дискуссии и думал о том, что в последние годы армия утратила какую-то очень важную точку опоры. Армия напоминала мне собаку, которую еще недавно хозяин холил, а сейчас обрек на полуголодное существование. Но служебная обязанность и «главная идея» для этой собаки остались прежними — охранять хозяина.

Разница лишь в том, что раньше хозяином был народ, а сейчас…