Э. Дж Пирс - Дорогая миссис Бёрд… [litres]

– Да, конечно, лорд Овербрук, – согласилась я.

– И вам понадобится кто-то, кто будет пристально следить за каждым вашим шагом.

– Да, сэр.

– Но вы, судя по всему, понимаете, что интересует нынешнюю молодежь.

Он внимательно посмотрел на меня.

– Если вы получили столько отзывов, это о чем-то говорит. Журнал – часть моего семейного дела уже долгие годы. Не хотелось бы, чтобы он опрокинулся килем вверх и совсем потонул. Но это мы обсудим с мистером Коллинзом. Теперь, миссис Лейк, прошу вас и ваших друзей покинуть мой кабинет.

Я не двинулась с места. Мистер Коллинз повернулся ко мне, закатив глаза.

– Вас Никто Не Уволит, – по слогам проговорил лорд Овербрук, так как вид у меня был чрезвычайно глупый. – До понедельника вы свободны.

Затем председатель обратился к мистеру Коллинзу:

– Коллинз, присмотрите за ней как следует, и я хочу, чтобы тираж удвоился к июлю.

– Будет сделано, сэр, – бодро ответил тот.

Лорд Овербрук снова взглянул на меня, сдвинув брови.

– Юная леди, вам чертовски повезло. Просто дьявольски повезло. Теперь идите и оставьте меня.

Он помолчал, силясь скрыть улыбку.

– И бога ради, не говорите Генриетте, что я так ругался.

Я принялась горячо благодарить лорда Овербрука, но он уже направлялся к графину с выпивкой. Мистер Коллинз посигналил мне, что неплохо бы убраться, пока председатель совета не передумал. Кларенс потащил мешок назад, на лестницу, а мы с Банти потихоньку шли сзади.

Когда за нами закрылась дверь, я усадила ее в честерфилдское кресло в приемной лорда Овербрука. Она едва могла идти.

Мисс Джексон смотрела на нас со своего поста за столом. Я ожидала, что она попросит нас удалиться, но, к моему удивлению, она проявила сочувствие.

– Присядьте, прошу вас, – сказала она, вставая из-за стола. – Не хотелось бы, чтобы вы упали в обморок или вас стошнило. Здесь только что помыли полы. Передохните немного.

Она с улыбкой взглянула на Банти.

– Я читала ваше письмо. Не стоит так переживать. Вы храбрая девушка. Я тоже горжусь вами.

Банти удивилась, но выглядела довольной.

– Не могу сказать того же о вас, мисс Лейк, – продолжала мисс Джексон, – но вы точно знаете, что значит настоящая дружба. Побудьте здесь, пока я приготовлю чай для лорда Овербрука.

– Полагаю, что он уже выпил кое-чего покрепче, – ответила я.

Мисс Джексон посмотрела на меня, как учительница на провинившуюся ученицу.

– Вижу, вам все-таки удалось произвести на него впечатление.

Затем она вновь обратилась к Банти:

– Тогда я налью вам чашечку чая. Побудьте здесь и, если почувствуете дурноту, опустите голову как можно ниже. И, пожалуйста, не обижайтесь.

Она удалилась, и мы остались вдвоем.

Какое-то время мы просто молчали. Столько всего случилось, и сейчас, когда самое страшное было позади, Банти явно нуждалась в отдыхе, даже если ей не грозил обморок, которого опасалась мисс Джексон. Я же просто не знала, с чего начать.

Банти проводила секретаршу взглядом.

– Кажется, из-за тебя лорд Овербрук вновь пристрастится к выпивке, – улыбнулась она, затем умолкла, опустив голову.

Это были слова настоящей, старой доброй Банти, и я попыталась с чего-то начать.

– Спасибо, что пришла, но как ты узнала обо всем, что случилось? – спросила я, терзаемая сомнениями.

– Увидела письмо в журнале, – ответила Банти. – Прочла твой ответ. Не могла поверить, что его напечатали, после твоих историй о миссис Бёрд. Пришлось связаться с мистером Коллинзом, и тот все мне рассказал. О том, как пытался все уладить, но было уже слишком поздно.

Она помедлила.

– Я чувствовала, что это я во всем виновата. Если бы я не написала, тебе не пришлось бы отвечать. Я надеялась, что ты обо всем догадаешься – писала с курорта на море, куда меня отправили.

Вновь умолкнув, она справилась с болью, исказившей ее лицо, и продолжила:

– Как же все это глупо. Надо было просто написать тебе, но я не могла себя заставить. Столько времени прошло… Я не отвечала тебе. Какая же я глупая.

В ее взгляде сейчас читалась лишь неимоверная грусть.

– Эм, прости меня. Я должна была выслушать тебя. Вела себя, как последняя дура.

Я не верила своим ушам.

– Ты глупая? Банти, это моя вина, и только моя.

Наверное, я миллион раз разыгрывала эту сцену в своей голове, но вот она здесь, в редакции, и слова звучали совсем не так, как я хотела. Я все еще до жути боялась говорить о том, что случилось той ночью.