Николай Лобко - Варенька

Варенька достала из портфеля учебник географии.

— Где? Здесь?.. — нетерпеливо листая книгу, спросила Капитолина Николаевна. — Я наверняка с ума сойду с тобой. Ты доведешь! Садись и учи, — швырнув учебник на стол, приказала она.

Варенька боязливо направилась к столу, но тетка остановила ее:

— Погоди. Отправляйся на кухню, там в кастрюле щи. Поешь.

Девочка повернула к двери.

— Но прежде сбегай в булочную за хлебом. Вот деньги. Сдачу не потеряй. И не забудь помыть посуду, — вслед уходящей из комнаты Вареньке закончила она и, закатив глаза, вздохнула: — Ох, сил моих нет!..

Поздним вечером, усталая, Варенька добралась-таки со своим портфельчиком до стола.

— Пол на кухне подмела? — сердито спросила Капитолина Николаевна, накручивая волосы на бигуди.

— Подмела.

— Ну садись, садись, а то завтра опять меня опозоришь.

Варенька открыла книгу, прочитала: «По нашей обширной стране протекает много рек» — и остановилась. В ушах назойливо на разные лады звучала одна и та же фраза: «Мать родная отказалась!..»

Пытаясь сосредоточиться, девочка еще раз прочла строку, зажала ладонями уши, но голоса не исчезли, они только глуше стали.

Не было такого дня, чтобы Варенька не вспомнила свою мамочку. Многое в их отношениях для девочки оставалось непонятным, но она не осуждала мать и с детской чистотой и непосредственностью продолжала любить ее. Чувство огорчения, связанное с тем, что мама не взяла дочку с собой, со временем притупилось. Варенька в душе полностью ее оправдывала. Если мама так поступила, значит, так и надо было сделать. Что-то мешало ей поступить иначе. И потому девочка часто жалела свою маму больше, чем себя. Не раз ей даже виделось во сне, что мать сидит в высоком тереме и, удерживаемая на месте длиннобородым злым колдуном, горько оплакивает свою разлуку с любимой дочуркой.

И вдруг:

— Мать родная отказалась!..

Девочка смотрела в книгу и ничего не видела.

Неожиданно из коридора донесся стук во входную дверь. Стучали тихо, но настойчиво.

— Кого еще леший принес? — удивилась Капитолина Николаевна и остановила поднявшуюся из-за стола Вареньку: — Ладно уж, учи, сама открою.

Она вышла за дверь и через минуту возвратилась в сопровождении немного подвыпившего розовощекого мужчины в длиннополом пальто с серым каракулевым воротником и в серой высокой папахе.

— А я увидел огонек в окне и подумал: «Дай-ка зайду, авось не выгонит начальство», — смеясь, заговорил он и обратился к Вареньке: — Ага, грызем? И правильно, ученье, брат, — свет, а неученье — тьма! Потемки! Давай знакомиться. Как тебя зовут?

— Варенькой.

— А что? Имя что надо. А меня — Сергей Аркадьевич Левкоев. Дядя Сережа, значит. Не плохо?

Он довольно захохотал, достал из кармана бутылку, поставил, не замечая того, на Варенькину тетрадь, лежавшую на столе, и торжественно объявил:

— Дамское!

Рядом с бутылкой красного вина он поместил бутылку с водкой.

— Мужское.

Самоуверенному Левкоеву показалось, что он сказал что-то очень остроумное и потому захохотал еще громче.

Потише ему вторила Капитолина Николаевна, поспешно освобождая волосы от натыканных в них жестянок и украдкой убрав с верхней полки этажерки портрет мужчины с блудливыми глазами.

— Сергей Аркадьевич, раздевайтесь, пожалуйста, вешалка в углу, — сказал она и ласково улыбнулась Вареньке: — Деточка, тебе пора спать.

— Правильно, бай-бай пора. Уроки нужно учить днем, — шумел Левкоев, вытаскивая из карманов свертки. — А стол нужен для более существенных дел. — И он решительным жестом отодвинул книги в сторону.

— Ах, как трудно воспитывать чужого ребенка, — жаловалась Капитолина Николаевна и, помогая Вареньке, чтобы та скорее разделась, говорила ей: — Да ты не стесняйся, глупышка. Дядя на нас не смотрит.

— Не смотрю, — подтвердил Левкоев. — Дома у меня трое таких.

— С родными, конечно, проще, — продолжала Капитолина Николаевна. — Но что поделаешь? Приходится мириться.

— Золотое сердце! — восхитился Левкоев.

— Чтоб не мешал свет, деточка, повернись лицом к стенке, — укладывая в постель Вареньку, посоветовала Капитолина Николаевна. — Вот так. Спокойной ночи, умница. — Она поцеловала девочку в голову.

— Бриллиант! Чистейшей воды бриллиант! — продолжал восторгаться Левкоев. Двигаясь округлым брюшком вперед, он ринулся к Амелиной. — Разрешите к ручке приложиться.

— Ну что вы, Сергей Аркадьевич, — кокетничая, потупилась она. — Руководитель такой солидной… фирмы.