Дарья Сойфер - Диагноз - любовь

Белая простыня манила. Эти ночи Ника провела на диване, и не сказать, чтобы ей было очень удобно. А тут идеально ровная поверхность, широкая, упругая… Ника легла и чуть не застонала от блаженства. Ее спина торжествовала. Прохладная ткань пустой половины кровати, которую Паша не успел согреть своим телом, ласкала кожу. Как в детстве, когда они с сестрой в жаркий июльский день ездили купаться, томясь сначала в душной электричке. Бежали к пруду наперегонки, сбрасывали одежду и с мостика плюхались в бодрящую, бликующую на солнце воду.

Ника потерлась щекой о подушку, обняла ее, растянулась, чувствуя, как расслабляются конечности.

– О, боже… Как хорошо… – едва слышно пролепетала она.

– Если ты и правда хочешь, чтобы ничего не случилось, советую воздержаться от таких томных вздохов.

– Отвали, Исаев. Я люблю твою кровать.

– Так, скажи мне насчет Лены. Хочу понять, что ты там себе напридумывала… – начал было он, но Ника не дослушала: она уснула.

Это был самый сладкий, самый крепкий сон в ее жизни. И ничто не смогло бы сейчас встать между ней и ее грезами: ни сказочный принц, ни голливудская кинозвезда, ни миллион долларов. Ни тем более самый обыкновенный хирург, который отчего-то так и не смог сомкнуть глаз до самого утра. А просто смотрел, подперев голову рукой, на ее безмятежное счастливое лицо и губы, чуть тронутые улыбкой. Не смог удержаться от искушения и втягивал запах ее мягких волос и теплой ото сна кожи.

Проснулась Ника от звонка в дверь. Не сразу сообразила, откуда этот звук и куда все подевались. В щель между занавесками пробивался солнечный свет, в луче летали пылинки. Было так тихо, что Карташова подумала было, что Паша забрал ребенка, но нет: утомленный за ночь Никита еще сопел в манеже. Зашевелился, правда, когда противная трель повторилась, но глазки не открыл.

Ника откинула одеяло, с облегчением отметила, что полностью одета, и, запахнув халат поплотнее, встала, готовая расчихвостить любого, кто чуть не разбудил уложенного кровью и пóтом ребенка. Из коридора послышался женский голос и шелест верхней одежды, что только усилило раздражение. Неужели Лена? Уж она-то должна понимать, что идет в квартиру, где может спать младенец? Или это не она, а какая-нибудь пассия Исаева? Однако прежде чем Ника успела выйти, дверь распахнулась.

– Ну, где моя горошинка?! – воскликнула с порога Катя, и лицо ее вытянулось, когда она споткнулась взглядом о Карташову.

– Тихо, он спит, – догнал сестру Паша, но поздно: Никита захныкал, а его мать яростно запыхтела.

Она схватила сына, словно вытаскивала его из притона алкашей и наркоманов, и прижала к груди.

– Паша, ты охренел?! – возопила она. – В кои-то веки я доверила тебе ребенка на жалкие несколько дней. И ты не мог удержаться, чтобы не водить сюда баб?

– Это не баба, это Вероника Карташова. Из нашего двора, помнишь? В школе одной учились…

– И что? Господи, он же маленький! А ты оставил его с чужим человеком! – Катя взглянула на Нику, как на прокаженную.

– Она пыталась помочь мне… – возразил Паша.

– В постели?! Тебе сильно это помогло с ребенком?!

– Между нами ничего не было, – Ника опомнилась от первого шока. – Никита плохо спал, у него режутся зубы…

– Представляю, как вы ему мешали! Кто угодно не смог бы заснуть! – не унималась Катя. – Я сейчас же забираю его. Я-то думала, ты взрослый человек, Паша! Нет, ты последний придурок. Больше ты его не увидишь. Сейчас Вадик припаркуется и придет за вещами.

– Паша не виноват! – вступилась Ника. – Сам бы он просто не справился! Не знал, как кормить, как купать…

– Позвонил бы! – Катя гладила плачущего ребенка.

– Правда? – Исаев ехидно вскинул бровь и скрестил руки на груди. – И часто у тебя был доступен телефон? Это мой дом, и я вожу сюда, кого хочу. Я сделал тебе одолжение, могла бы для начала сказать спасибо.

– Ну, спасибо, братишка! Выручил! Спасибо, что не подкинул родного племянника проституткам! Хотя у них, наверное, есть медкнижка.

– Извинись немедленно! – угрожающе пробасил Паша.

– И не подумаю! Нет, это надо было…

– Я пойду, – тихо перебила Ника.

– Первая здравая мысль за сегодня! – Катя отступила от двери, пропуская гостью. – Всего хорошего!

– Подожди… – Паша разрывался между Никой и сестрой. – Останься, мы должны договорить… Ну, Катерина, я тебе припомню!

Но Ника уже не слушала их склоку. Как оглушенная, она, с трудом управляя собственным телом, двинулась в другую комнату, машинально покидала вещи в сумку, влезла в уличную одежду и незамеченной покинула квартиру Исаева, даже не умывшись. От неожиданности Ника не могла прийти в себя и пока не чувствовала ни обиды, ни злости, а только смертельную усталость. В голове словно отключились все каналы, пропала связь с внешним миром. Сплошные помехи.