Дарья Сойфер - Диагноз - любовь

Никита, устав от одиночества, недовольно захныкал. Ника швырнула на тарелку измочаленный хлеб и уцепилась за ребенка, как за шанс не смотреть больше на этот бесстыжий флирт. Ее так и подмывало утащить подругу в коридор и запретить даже дышать в сторону Паши, но она понимала, что не имеет на него никаких прав.

Чтобы не думать больше о коварстве рода людского, Ника подхватила на руки карапуза и демонстративно прошествовала готовить ему ванну. В кухне уже дожидался отвар ромашки, приготовленный по рекомендации врача, сантехника слепила своей белизной, на полке лежал новенький термометр. Ровно тридцать два градуса – ни больше, ни меньше, – желтый коврик-уточка на присосках и свежее, проглаженное полотенце. Никите предстояло самое правильное купание в его жизни.

Все двадцать минут, отмеренные таймером, Ника мысленно отчитывала Пашу за наплевательское отношение к племяннику. Она бы, может, лучше тоже сейчас пила вино в какой-нибудь приятной компании. Но нет, все развлечение – мужчинам.

– Ты ведь таким не будешь? – с надеждой обратилась Ника к малышу, намыливая его кудряшки детским шампунем.

Тот игриво хихикнул и плюхнул руками по воде, окатив свою благодетельницу.

Ника вздохнула, смыла пену и завернула проказника в полотенце. Вернулась в комнату, однако ни Паши, ни Лены уже не было. И только из кухни доносились приглушенные голоса. Ну и пусть делают, что хотят! В первую очередь – ребенок. Вытереть насухо, надеть свежий костюмчик, спальник… Шапочку, чтобы голова мокрая не мерзла… Нет, это что, Исаев смеется?! И Ленка? И почему вдруг стало тихо? Какого они там творят?! Ну все! Никита голодный. Надо готовить смесь, и никто не виноват, что они затеяли шуры-муры именно на кухне.

Малой отправился в кроватку, а Ника, вздернув подбородок, двинулась на кухню, готовясь к худшему. Но парочка была уже в коридоре: Паша подпирал стену, пока Лена влезала в туфли.

– Я, наверное, пойду, Бась? – спросила она, убирая обувную ложку. – Все равно ребенку спать пора. Не стоит шуметь.

– Смотри, как знаешь, – Ника скрестила руки на груди. – Мне ты не мешаешь, а Паше, наверное, даже наоборот.

– Я все-таки пойду, что бы это ни значило, – и Лена обменялась с Пашей взглядом: опять, мол, Карташову штырит.

– Ну, давай тогда, – Ника проскользнула мимо них на кухню и принялась сердито отмерять ложки смеси.

– Что это сейчас было? – вальяжно поинтересовался Паша, когда Ника уже встряхивала готовую порцию.

– Ровным счетом ничего.

– А почему у тебя вид, как будто ты планируешь убийство с отягчающими? – он хвостом проследовал за ней в комнату.

– Понятия не имею, о чем ты, – Ника взяла ребенка и устроилась его кормить.

– Погоди, давай я отнесу кроватку к себе. Пусть лучше у меня сегодня поспит.

– Не уверена, что это хорошая идея. Ты выпил.

– Пару бокалов!

– Вот именно.

– Слушай, я не знаю, какая муха тебя укусила, но я в норме. Выспись, поговорим завтра, – и Паша потащил манеж в свою комнату.

Ника не собиралась с ним спорить. И не потому, что была согласна, просто сейчас он довел ее до той границы, за которой простирается женский гнев, бессмысленный и беспощадный. Одно лишнее слово – и она решилась бы на что-нибудь особо тяжкое.

Едва Никита заснул, Ника отнесла его в кроватку, закрылась у себя в комнате и выключила свет, давая ясно понять: сегодня аудиенции не предвидится. Залезла в ночнушку, из которой при желании можно было бы сделать палатку, и улеглась на диван. Однако несмотря на вчерашнюю беспокойную ночь, еще долго буравила невидящим взглядом потолок. Внутри все клокотало, хотя точную причину злости сформулировать не удавалось. Сама себя не признавала: никогда в жизни Ника не вела себя как базарная баба, а теперь вот не могла удержаться. Проигрывала в голове сцены прошедшего дня, снова и снова видела улыбку Лены, услужливость Паши… И стискивала, комкала ни в чем не повинное одеяло.

Было около часа ночи, когда раздался тихий плач Никиты. Даже не плач, а так, озвученное недовольство. Ника прислушалась: шагов в коридоре не было слышно, значит, Исаев так и не соизволил вылезти из постели. Сама виновата: не стоило оставлять с ним ребенка. Пошла, щелкнула выключателем в коридоре, опытной рукой развела молоко и заглянула к Паше: тот и не думал качать ребенка.

– Иду, иду, мой хороший, – она нагнулась, чтобы дать бутылочку.

– Я его приучаю успокаиваться самостоятельно! – прошипел Исаев. – Тебе что, нравится надо мной издеваться?