Дарья Сойфер - Диагноз - любовь

– Тебе из-за меня досталось? Что-то не так? Слушай, я не хотела доставлять тебе неудобств…

– Да нет, Бась. Ты тут ни при чем.

Ника скрипнула зубами, но промолчала.

– Начальство, работа, – он потер переносицу. – Все, как обычно.

– Слушай, – она заговорщически поманила его, и от этого жеста он почему-то вздрогнул. – Тут такое дело… Ну, пригнись, я не хочу тебя подставить…

– Карташова, говори так.

– Ладно, – Ника по-шпионски огляделась по сторонам. – Я знаю, что посетителей здесь быть не должно, но… Ты ведь вчера ко мне кого-то пустил?

– Ааа, – понимающе протянул он. – Ясно. Ты про Марка?

– Так он все-таки был здесь? А ты случайно не слышал… Ну, не говорила ли я что-то… я плохо помню, но…

Паша насмешливо фыркнул, скрестил руки на груди и изогнул бровь.

– Пожалуйста! – взмолилась она. – Не томи! Я говорила что-то ужасное?!

– Это с какой стороны посмотреть…

– Паша! Я тебя прошу! Что я ему сказала?

– Ну, – он принялся загибать пальцы. – Ты на него вешалась, предлагала себя, Лену, трехколесный велосипед…

– Трех… чего?!

– Ага. Я думал, Надежда Сергеевна воспитывала тебя строже. В какой-то момент я ей даже поверил и решил, что ты – девочка-припевочка.

– Стой-стой… Ничего не понимаю. Какой велосипед? Какая Лена? Ты о чем?

– Только не надо изображать школьницу в белом фартуке. Ты вчера ясно сказала: давай, мол, втроем…

И тут Нику осенило. Она хлопнула себя по лбу и расхохоталась.

– Я не об этом говорила. Он – мой шеф, и мне нужны его инвестиции…

– Верный способ их получить. Была бы у меня твоя фигура, я бы давно заведовал хирургией.

– Фу, Исаев! Я о другом! Я просто хотела… – Ника осеклась и уставилась на него яростным взглядом. – Хотя… Знаешь, что? Я не обязана перед тобой отчитываться. То, что я ему говорила, только наше с ним дело. Ясно?

– Куда уж яснее, – Паша продолжал откровенно веселиться.

– Больше ты сюда посетителей не пустишь?

– Не-а.

– Тогда спустись, пожалуйста, в обед вниз, Лена кое-что тебе передаст.

– Я тебе что, пункт передач?

– Это личное, Исаев! Последняя просьба. И больше ты меня не увидишь.

– Твоими бы словами, – Паша тяжко вздохнул и помотал головой. – Только теперь тебе здесь неделю пастись. Как минимум.

Мальчишеская искорка в его глазах погасла, он снова постарел, осунулся. Неужели она настолько его достала? И ему противно ее здесь видеть? Может, все-таки рассказать про Веселовского, чтобы Паша не считал ее последней подстилкой?.. А, ну его. Пусть думает, что хочет. Каким бы расчудесным доктором он ни стал, у них никогда не будет ничего общего. Велика ли разница: жирной он ее считает, глупой или аморальной? Нечего так переживать о его мнении. Пройдет неделя, ну, две, и они разойдутся. Все, призрак дурного прошлого исчезнет из ее жизни. И пора бы уже этому обрадоваться. А ей почему-то стало тошно…

Исаев ушел, и Ника осталась одна. Выпросила у медсестры новую порцию обезболивания, скачала в телефон хорошую книжку и погрузилась в чужие приключения, впервые за долгое время ни разу не вспомнив про свою кондитерскую.

Созвонилась с мамой, выслушала порцию дифирамбов Паше. Восторги Надежды Сергеевны громыхали фейерверками, и Нике лишь оставалось гадать, что будет завтра: Исаева причислят к лику святых или просто поставят во дворе его бронзовую статую в полный рост.

Около двух привезли женщину с операции под наркозом. Судя по всему, в тяжелом состоянии. Ника с тревогой смотрела на нее, на серьезные лица врачей и мониторы. Попыталась в какой-то момент выяснить у медсестры, что происходит, но та только шикнула и отмахнулась. И в этой скорбной тишине забавной песенкой запиликал телефон, на экране мигало улыбающееся лицо Ленки.

– Уберите звук! – рявкнул на Нику реаниматолог.

И Ника, сгорая от стыда, сбросила звонок и попыталась все решить сообщениями. Лена была уже внизу в приемной с вознаграждением для Исаева. Битые полчаса Макарычева терроризировала подругу посланиями вроде «Ну, и где его носит?», пока Паша, наконец, не спустился. Нике было мучительно неудобно и перед подругой, которую она вызвала просто так, без определенного времени, и перед Исаевым, который на работе тоже не в потолок поплевывал.

И вот, состыковка произошла, но и на этом все не кончилось. От Лены пришло гневное «Разбирайтесь сами» и несколько нелицеприятных пожеланий вслед, а через несколько минут в реанимацию влетел разъяренный Паша.

Он наклонился к Нике с таким свирепым видом, что она съежилась. Его ноздри раздувались, на лбу вздулись вены, сжатые губы побелели. И Ника поняла: если она сегодня от чего и скончается, то точно не от осложнений.